чтобы уразумел, известил Муравьева поскорей.
Глава 15
КОЛОНИАЛЬНАЯ ВОЙНА
После ошеломляющих залпов по Кантону орудия с кораблей стреляли по очереди, в одиночку выстрелы раздавались через каждые сорок — пятьдесят секунд. Надо было вызвать огонь на себя, прощупать кантонские стены, найти места, откуда с них стреляют пушки, и уничтожить крепостную артиллерию до начала штурма. Стрельба по городу должна подавлять и угнетать его защитников и население.
Сначала били по маньчжурской части города, затем сделали несколько выстрелов по ямыню губернатор-лейтенанта Пей Квей и по огромному ямыню командующего войсками татарского генерала Цин Кун. Иногда стреляли так, чтобы ядра и бомбы пролетали над высокой крышей ямыня Е, которая хорошо видна.
Потом огонь сделался чаще. Сотни орудий начали стрелять по множеству солдат, которые появились на стенах, и по пушкам, дававшим ответные выстрелы. С канонерок и пароходов из новейших дальнобойных орудий через город стали посылать снаряды, пытаясь попасть в самый сильный форт Гох, стоявший вне стен Кантона с северной его стороны. Этот форт прикрывал путь с севера, по которому могли подойти подкрепления, и путь на север, по которому могли отступать защитники. Форт Гох защищал город от атаки с севера. Капитально укрепленный за последнее время, форт мог стать сильной помехой при штурме. Первые бомбы, пущенные в форт Гох, не долетели и легли в самой гуще тесных кварталов. Вспыхнули пожары, и муравейник зашевелился, словно мальчишки палками ткнули в муравьиную кучу.
— Вон какой сразу вспыхнул факел! — переговаривались между собой «бравые».
Замечены разрушительные попадания в форт Гох. Бомбы перелетают город, но некоторые все еще падают в тесноту жилых кварталов.
Китайская артиллерия отвечала все уверенней. Огонь сосредотачивался на корабле «Сибилл». Оказывали особое внимание сэру Чарльзу Эллиоту, но долго не могли попасть. Наконец на «Сибилл» вспыхнул взрыв. Там убитые и раненые. С французского пятидесятипушечного парохода «Аудиенция» заметили, откуда бьют, и пришли на выручку. Французы обрушили такой ураган огня, что бомбы китайских артиллеристов недолго летели и на «Сибилл» и на «Аудиенцию», и вскоре с выступа стены, откуда велась пальба, как метлой было все снесено. Оттуда не раздавалось более ни выстрела.
Элгин стоял на юте своего корабля «Фьюриос», когда китайская ракета ударила в грудь матроса, стоявшего рядом, у орудия, обдала его пламенем и повалила. Сильно пахнуло горелым. Матросы заработали ручной пожарной машиной, полили водой из шланга.
Экзотические прогулки и приятные размышления о политике приключений закончились для сэра Джеймса. Началось то, что он желал и сам затеял. Приходилось расплачиваться за собственные замыслы. В Калькутте он видел казни на валу. То были ужасные, но отдаленные и чужие смерти. Теперь могла быть очередь за ним, и Джеймс не хотел уклоняться. На то были свои причины.
Прилетела бомба, пущенная со стены из современного орудия, и разорвалась у рубки посольского парохода, круша ее надстройку, перегородки и стекла. Матросы с ведрами кинулись вовремя, тут же подтащили тяжелый шланг от пожарной машины, и наверх поднялись плотники с досками. Артиллерийский офицер, перебегая от орудия к орудию, кричал и показывал рукой. Он заметил стрелявшую пушку. Шесть скорострельных орудий пытались попасть в нее.
Элгин не уходил. Он мог быть убит в порыве протеста против того, что приходилось исполнять, со всеми. В то же время он был преисполнен боевой решимости. Он готов был погибнуть во всей этой кутерьме, которую заварил. Но если он останется жив, то не переменит своих намерений. При всей любви к жизни, к своей семье, к детям, к друзьям, к родовому поместью и родному обществу, при увлечении, которое он испытал в колонии, Джеймс не жалеет сейчас себя, он лишь ожесточается и впадает в ярость и может быть страшен для своих и для врагов.
Бомбы больше не прилетали на посольский корабль. Пушки «Фьюриос» еще били по стене по очереди. Британская канонерка и две французских стреляли туда же, и вскоре весь кусок стены, по которому били, стал оседать и разваливаться, подбитая пушка упала вместе с камнями, с потоками песка, комьями грязи и с телами убитых артиллеристов.
Дождь и ветер становились все сильнее и прохладней.
Отец учил Джеймса быть искусней и сильней простолюдинов. Англичанин в колониях должен быть быстр, хваток и драчлив. Он должен уметь драться и знать, когда это умение можно пустить в ход и применять его как оружье. Пистолет всегда носится в кармане, но пускается в ход при исключительных обстоятельствах. Простолюдин набирает силу работая. Эта же тяжелая работа от зари до зари, при почти неограниченном рабочем дне, ослабляет его, делает мешковатым, гнет и гнетет, отупляет его ум. Хотя далеко не у всех. Из той среды появляются ораторы, мыслители и спортсмены. Поэтому надо вырабатывать в себе силу, не работая физически. Верховая езда, игры на открытом воздухе, парусные гонки — это еще не все. Надо уметь драться подолгу и терпеливо, воспитывать характер и мускулы. Упражнения могут дать современному человеку больше силы, чем труд.
Стрелял ли Джеймс в человека? Дрался ли Джеймс кулаками? Зачем такие вопросы! Да, и не безуспешно, применяя свое умение так, как нажимается рычаг машины, и так же поворачивая рычаг обратно, когда надобность миновала. Но нельзя сказать, что Джеймс дрался, как механизм. Нет, он разъярялся. Иногда он думал, что мог бы стать авантюристом, приискателем в Австралии, даже грабителем, так сильна была в нем потребность траты накопленных сил. Если совесть не даст ему покоя, после того что происходит у него на глазах и по его приказанию, то он в самом деле, может быть, уйдет в Австралию, как фанатики уходят в пустыни, чтобы замаливать там свои грехи, изнуряя себя лишениями. Сохранилась бы его сила, если бы от света до света пришлось бы Джеймсу напрягаться в яме с золотоносным песком?
Все офицеры флота вытренированы и вышколены еще в семьях, а потом в военных училищах и на кораблях. Почти все они близки по складу характеров и телосложению друг другу и чем-то напоминают Джеймсу самого себя. Они, как и Джеймс, измеряют свой подлинные достоинства по послушанию и терпению тех, кем командуют.
Кое-где раз-другой в ответ на барабанную пальбу дальнобойных орудий парового флота попыхивала на стенах пушчонка или трещали фитильные ружья маньчжур. На одну из канонерок, с лодки, внезапно подошедшей к ней в дыму и тумане дождя, неожиданно кинули «вонючие горшки», и там вся команда и офицеры заметались в ужасе. Многие падали, отравленные газами, а лодка исчезла. Бомбардировка города оставалась почти без
