пытаясь прикурить, но в ней, наверно, закончился газ.
— Саша, огоньку не будет? — спросил он Валуева; тот похлопал по карманам и помотал головой.
— Молодой человек! — обратился он ко мне.
— Да. — Я повернулся к нему с учтивой улыбкой.
— Огонь есть?
— Огня полно, — продолжая скалиться, ответил я. — Вон целый костёр… Прикуривай — не хочу.
— Пошутил?
— Зачем? — Я достал тлеющую ветку и протянул ему пунцовый уголёк…
А в это время Сережа и Юрий Романович, мило воркующие в некотором отдалении от нас, вдруг начали, мягко говоря, исполнять… Сперва режиссёр что-то нашёптывал с интимным выражением лица, чуть ли не касаясь губами мочки его уха, и Серёга внимательно слушал, вникая в каждое слово, но в какой-то момент его лицо потемнело, черты стали строгими, и он ответил режиссёру что-то типа: «Вы за кого меня принимаете?» — Юра попытался его успокоить и начал быстро-быстро говорить, положа руку на сердце, но Медведев подскочил как ужаленный, — Юра широко улыбнулся снисходительной улыбкой (словно восклицая: «Ну что с него взять?! Пацан — штаны на лямках!») и попытался удержать его за руку, но тот вырвался, оскорблённо тряхнув длинной меллированной чёлкой, и бросился наутёк.
— Серёжа! — крикнул Агасян. — Ты меня неправильно понял!
Он даже вытянулся в струнку по направлению убегающего Медведева, словно пытаясь остановить его телепатически, но догонять не стал. Он оглянулся по сторонам, пытаясь оценить эффект, который он произвёл на окружающих, но все в этот момент резко отвернулись, сделав невозмутимый вид. Юра закурил сигаретку и пошёл погулять к морю… Там, наверно, они и встретились (на гребне волны), потому что вернулись уже вдвоём, и Серёга больше не убегал. Они сидели в некотором отдалении от костра, вокруг которого собралась вся компания, мило ворковали, как два попугая на жёрдочке, и Юра трепетно следил за бокалом своего визави, Серёга при этом загадочно улыбался, и длинная чёлка ниспадала на лицо. Я видел, как постепенно проявляется женское начало на фоне его мужской сущности: этакая капризная мордочка с поджатыми пухлыми губками и чувственной прядью волос, оттопыренный мизинчик и красиво изогнутое запястье…
Ленок с интересом наблюдала за их трогательным общением, а потом подошла ко мне.
— Что тут происходит? — спросила она.
— У тебя танцора из коллектива уводят, — ответил я.
— Да ладно!
— Ага. Юра уже восхищался талантом и харизмой этого мальчика. Артист от бога, сказал он.
— И что в этом такого?
— Ты не понимаешь?
— Нет.
— Он увезёт Сергея в Москву.
— Полная чушь! Зачем он ему?
— У старого комедианта ничего не осталось: он давно уже пустил жизнь с молотка… А тут на тебе! — Я шлёпнул себя по ляжке. — Совершенно случайно он встретил родственную душу, да при этом ещё и молодую… Этот мальчик реанимирует старика, вдохнув в него большой глоток кислорода, а этот старик проведёт мальчика по красной ковровой дорожке прямиком в ад.
— Ты хочешь сказать, что он — педик? — спросила Лена, состроив недоверчивую физиономию.
— Тут всё гораздо сложнее. Все творческие люди — в той или иной степени алхимики.
— Что это значит?
— Они пытаются обратить нашу обыденную жизнь в искусство, — ответил я. — А для этого нужна какая-то особая формула…
Честно говоря, я даже приревновал Агасяна к Медведеву, поскольку он произвёл меня в свои личные собутыльники, а сам всю ночь ухлёстывал за этим мальчишкой, не обращая на меня никакого внимания. Он не уйдёт в свой номер после двенадцати и даже после трёх, чтобы полистать книгу, как он обещал, и отойти ко сну. Изрядно набравшись, в обнимку с Карапетяном, опираясь на него, словно на костыль, он будет отползать от потухшего костра с первыми лучиками солнца. Он будет весь разбитной и расхристанный, а на лице его, испачканном сажей, будет светиться задорная улыбка. Проходя мимо, он подмигнёт мне на прощание, и только мне будет понятен этот знак… «Всем спать! Всем спать! Завтра съёмка!» — крикнет он простуженным хриплым голосом и исчезнет в туманной дымке, а в мою пьяную черепушку придёт мысль: «Эх, не бывает в реальной жизни тупых сюжетов, в отличие от кинематографа, в котором доминируют глупость и бессмыслица, потому что снимают для «луковых голов» откровенные бездари или ловкие конформисты. Сегодня ему продлили контракт ещё на несколько лет, хотя по большому счёту его время уже истекло, а вино из одуванчиков превратилось в уксус».
В то удивительное лето всё было неслучайно, и многие даже не догадывались о том, что наступает не просто новый век или новый миллениум, а новая эпоха для нашей страны и для всего человечества. Это был действительно переломный момент, и, хотя Борис Николаевич водил наш народ по пустыне девять лет, многие оказались к этому не готовы. Я помню, какая тревога висела в воздухе, — как перед войной в сорок первом. Натовские «ястребы» уже отбомбили маленькую гордую страну на Балканах, и это был нехороший знак, поскольку многие катастрофические события для мира начинались именно на Балканах. И хотя «вавилонские» башни пока ещё стояли, гордо выделяясь на зубчатом фоне урбанизированного ландшафта, но они были уже обречены. Огромная северная страна затаилась и ждала новых потрясений: люди не понимали, чего им ждать от новой власти и от этого маленького волевого человека с глазами и внешностью диктатора. Многим казалось в тот момент, что опять начнут закручивать гайки, что опять наступают тёмные времена и что гражданские свободы вновь будут попирать кирзовыми сапогами. Прекрасно помню эти разговоры про новые репрессии и чёрные воронки, про железный занавес и дефицит товаров народного потребления, — пожилых людей, в том числе и моих родителей, особенно беспокоило, что опять исчезнет колбаса и километровые очереди вытянутся вдоль магазинов. Так устроен наш народ, или точнее сказать, наша история: мы не ждём ничего хорошего от перемен, потому что они всегда заканчиваются кровью и голодом. Итак, над страной поднималась зловещая тень сталинизма, тревожно били кремлёвские куранты, и маленький волевой человек уверенной походкой входил в Андреевский зал Большого Кремлёвского дворца. Никто и предвидеть не мог, что этот человек поднимет Россию с колен, вернёт ей былую мощь и достоинство.
А у нас на полянке продолжалась гулянка. В какой-то момент мне всё надоело, и я
