Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147
богато парадоксальными событиями, поскольку в то время, как старые партии раскалывались, „дух века“ и постоянное давление, оказываемое извне людьми, лишенными избирательных прав в парламент, тяготело изо дня в день над политикой тех, кто номинально держал в руках власть. Картина представляла собой всю суматошную неразбериху крупного военного отступления, когда никто не знает, что делает кто-то другой, а позиции занимаются только затем, чтобы их тут же оставить».
Но дело было как раз в том, что за личными склоками, «суматошной неразберихой» политиков и их преодолением прокладывали себе дорогу новые классовые объединения. И что промышленная революция достигла той точки, когда класс, который она породила, становился достаточно сильным, чтобы диктовать новую политику, даже еще до того, как он приобрел непосредственную политическую власть. Как это часто случается в такие моменты, правительство вынуждено было прибегнуть к действиям, которые в данный момент были для него неизбежны, но, несомненно, губительны в будущем.
Не успел Веллингтон прийти к власти, как он уже оказался перед выбором: либо гражданская война, либо согласие на эмансипацию католиков в Ирландии. Он избрал последнее, хотя и знал, что для англиканской церкви, главного оплота аристократических тори, эмансипация католиков была неприемлемой, и за нее не было бы прощения. Этим почти случайным событием – случайным, поскольку оно не имело непосредственного отношения к внутренней политике Англии, – уничтожение партии тори было завершено. У нее не осталось ни сплоченности, ни руководства, ни общих принципов, ни общей политики. А четкость характера предстоящих изменений определялась тем фактом, что тори Каннинга влились в партию вигов, а не виги – как это в одно время казалось вероятным – присоединились к тори Каннинга.
Когда в конце двадцатых годов торговля, возродившаяся на некоторое время, снова переживала кризис и вигам удалось направить недовольство голодного народа против тори, против синекур и всех аномалий переформированного парламента, не было уже силы, которая могла бы предложить достойное сопротивление.
5. Билль о реформе
Экономический кризис к 1830 г. достиг своей кульминации. Фабрики закрывались, безработица быстро возрастала, а заработная плата тех, кто еще работал, падала. Осенью на Юге начались уже описанные выше восстания. На Севере как грибы вырастали профсоюзы и распространялись упорные слухи о том, что рабочие вооружаются и проводят учения. Революция, которая произошла в Париже в июле и в Бельгии в августе, еще более накалила атмосферу.
Как ив 1816 г., экономические беды потребовали незамедлительного проведения парламентской реформы. Но при нынешних обстоятельствах имелось существенное отличие от 1816–1820 гг., когда это требование исходило практически исключительно от рабочего класса, а теперь проведения реформы добивалась также и буржуазия. Находясь в гораздо более близком контакте с массами, чем тори, фабриканты и владельцы магазинов, сознавая опасность простого подавления недовольства, решили превратить его в оружие, которое могло обеспечить их собственное политическое господство.
Таким, образом движение за реформу распространилось более широко и стало опаснее, чем когда-либо ранее. И хотя для каждого класса реформа означала совершенно разные вещи, такому блестящему политическому интригану, как Плейс, удавалось сгладить эти противоречия и даже обратить их себе во благо. Когда Ловетт и сторонники Оуэна создали свой Национальный союз рабочего класса, известный под названием ротондистов (так как их обычным местом встреч служила ротонда), который выдвинул программу с требованием всеобщего избирательного права, тайного голосования и ежегодных перевыборов парламента, Плейс немедленно разглядел всю опасность и значимость этой организации. Национальный союз вызывал опасность, поскольку его члены серьезно взялись за дело и, кроме того, они воспринимали парламентскую реформу как первый шаг к социальной реформе и экономическому равенству. Но он был также и полезен, поскольку его можно было превратить в оружие, которое путем шантажа могло заставить членов партии тори согласиться на частичную реформу (достаточную для нужд средних классов), как альтернативу революции. Революцию же Плейс и виги неустанно рисовали в самых мрачных тонах, заявляя во весь голос, что только их собственный такт и умеренность с огромным трудом позволяют предотвратить эту революцию.
Бронтер Обрайен, ставший в дальнейшем лидером чартистов, откровенно разоблачал их ухищрения в газете «Защитник бедных людей», органе ротондистов: «Запугивание „революцией“ используется средним классом и „мелкими хозяйчиками“ как аргумент, чтобы побудить вас на приятие их мер… насильственная революция не только не по силам тем, кто ей угрожает, но и вызывает у них самих величайшие опасения».
Для того чтобы полностью использовать ситуацию, Плейс создал свою Национальную политическую ассоциацию, организацию, находившуюся под контролем буржуазии, но включавшую в себя множество представителей рабочего класса, которую можно было использовать для того, чтобы припугнуть кого надо революцией в тщательно контролируемых пределах. Эта организация тесно сотрудничала с бирмингемским Политическим союзом Томаса Эттвуда и родственными организациями по всей стране. Ротондисты оказывали влияние только на наиболее передовую часть рабочих, и билль о реформе, несомненно, завоевал восторженную поддержку у большинства рабочего класса, хотя и принес ему мало прямой выгоды. Почему так случилось, можно понять только из рассмотрения характера дореформенного парламента и предлагаемых изменений.
Характер парламента, по господствовавшим в нем классам, по методам проведения выборов, по своей нерепрезентативной сущности и сопутствующей всему этому системе синекур и спекуляции, ничем принципиально не отличался от парламента XVIII в., который уже был нами описан. Несколько синекур было отменено, и рост критики заставил коррупцию принять более скрытый характер, но все эти достижения значительно перевешивались двумя изменениями к худшему.
Во-первых, рост населения с 1760 г. и изменившееся распределение населения по областям сделали парламент еще менее представительным. Возникли новые крупные города, которые не имели права выдвигать своих членов в парламент; среди них были Манчестер, Бирмингем, Лидс и Шеффилд. Население многих старых городов, представленных в парламенте, оставалось прежним или даже уменьшилось.
Так что, помимо того факта, что члены парламента в любом случае не представляли большинства жителей тех мест, от которых они избирались, промышленные районы оставались практически без представительства по сравнению с сельскими районами и маленькими, но зато старыми торговыми городами, управляемыми местными джентри. И во-вторых, прослойка 40-шиллинговых фригольдеров, обладавшая правом голоса на выборах от графств, была почти полностью уничтожена огораживанием. С исчезновением прослойки йоменов избирателями оставались главным образом землевладельцы и разношерстное сборище отдельных лиц, которым посчастливилось владеть небольшими участками земли.
Билль о реформе фактически имел две стороны. С одной стороны, билль регулировал предоставление права голоса фермерам-арендаторам в графствах (таким образом усиливалось влияние лендлордов в этих избирательных округах) и съемщикам домов с ежегодной платой в размере, превышавшем 10 фунтов стерлингов в год, в городах, то есть городской буржуазии. В целом ряде городов право голоса было
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147
