Но это будут лицемерные слова.
Про себя же он скажет: «Зря я так терзался. Фарос-Ж Ле Жансем не заговорил». Он подумает, что теперь путь свободен. Он захочет разбить статую Сегира на глиняных ногах… Ах! Я уже вижу, как морщится его лоб. Он совсем забыл про Фижака, а тот вполне здоров. Жомар прав. Он должен остерегаться. Держу пари, что Фижак проживет дольше, чем он.[209]И это будет наказанием для Жомара, когда он будет, как я сейчас, лежать и умирать, готовый сказать часам: «Теперь остановитесь». А сейчас он не беспокоится, наш Жомар. Он размышляет. Он строит, дабы сподручнее было потом разрушать. Я, Фарос-Ж. Ле Жансем, смеюсь над тобой. Говори, говори, Жомар. Я знаю то, чего не знаешь ты. Я знаю правду. И поэтому я ухожу с миром.
Я спешу встретиться с Морганом и Орфеем. Все, что я узнал, они поняли давным-давно. Говорят ли они сейчас об этом с Сегиром? Вот и узнаю. С этого утра я больше не слышу их голосов и полагаю это молчание не знаком (я не дешифровщик), но сигналом. Сигналом, что мне пора уходить. Ах!
Будь мне лет на двадцать меньше… Я бросился бы по следу того, кто пытался убить Сегира. Я снова пошел бы в атаку. Я взял бы след… Мне кажется, красивая итальянка во Флоренции не сказала мне всего. Уже находясь в гробу, увижу ли я лицо убийцы Сегира? Будет ли он в кортеже? Вот единственная тайна, что ускользает от меня. Кто пытался его отравить?
Я тороплюсь узнать… Я готов, как был готов Орфей.
Что я скажу издателю Курселлю, которому намерен доверить наши рукописи? В первую очередь — чтобы он остерегался. Чтобы соблюл инструкции. Не раньше, чем через сто пятьдесят лет! И только если страсти улягутся. Но можно ли верить, что человеческая душа угомонится? Какие страсти будут еще кипеть вокруг расшифровки иероглифов? Что станут думать о фараонах? Сохранится ли интерес к чудесной стране Египет, или надо будет признать, что наша эпоха совершенно обезумела?
Открытие Шампольона проложило дорогу к расшифровке. Теперь его преемник — Рихард Лепсиус.[210]И я отныне согласен с Фижаком. В самом деле, наши противники нам не опасны. Прогресс и наука дешифровки их победят. Шампольон восторжествует.
Разгадали ли мы, что письменность фараонов могла содержать нечто большее, или просто вообразили? В любом случае, эта рукопись будет интересна. Так думает и Фижак. Я признался ему, что вот уже пятьдесят лет мы описываем ход этой истории. Оставалось добавить лишь несколько строк, дабы обещание было исполнено: рассказать о тайне Шампольона. И я чувствовал, что на это способен… Еще несколько строк, сказал я себе. Еще час, не больше, а затем пускай часы останавливаются. Фижак согласился. Он ничего от меня не потребовал. Не попросил почитать рукопись. Он просто ушел. Он знает, что сегодня вечером я отдам ее Курселлю, который сейчас терпеливо ждет в соседней комнате и которому я скажу:
— Входите, Курселль, я закончил. Вот рукопись… Еще одно лишь слово. Видите эту статуэтку? Дайте ее мне. Это покоящийся фараон, найденный очень давно в Долине Смерти. Я ухожу, чтобы вернуть его моим друзьям… А теперь потяните эту дверь, и другая откроется…
ЭПИЛОГ
Максимилиан Курселль, наследник и владелец издательства «Курселль», дочитал рукопись в один из январских дней 2004 года. Он размышлял о человеческой природе и пришел к выводу, что она не изменилась. Он поразмыслил еще: маловероятно, что она изменится — хотя бы чуть-чуть — в будущие века. И он решил, что нет смысла дольше ждать. Не претендуя на абсолютную правоту, этот гуманист решил обнародовать тайну Шампольона.
Так он говорил себе, возвращаясь в кабинет, где стены были покрыты полками с ценнейшими книги издательства «Курселль».
Желание узнать побольше о Фаросе-Ж. Ле Жансеме, Орфее Форжюри и Моргане де Спаге, этих трех новых авторах, заставило его взять единственный экземпляр богато иллюстрированного биографического справочника ученых Египетской экспедиции, опубликованного в 1840 году. Контэ, Жоллуа, Бертолле, Виван Денон, Терраж, Каффарелли дю Фальга, дон Рафаэль, Деженетт — Максимилиан Курселль обнаружил в справочнике все имена, упоминавшиеся в истории Шампольона, вместе с портретами ученых. Однако он был потрясен, обнаружив, что ни одной строчки в справочнике не было посвящено де Спагу, Форжюри и Ле Жансему.
Этих ученых не существовало.
Парижское небо будто сгустилось над землей. Стало холодно. Максимилиана Курселля пробила дрожь. Кто же были эти призраки?
Последнее слово показалось ему совершенно нелепым.
И к чему столько усилий ради сохранения старинной тайны, столько предосторожностей, и этот ключ, и этот сейф, и эта потайная комната? Возможно, имена неверны, но люди-то такие существовали.
Максимилиан Курселль вновь углубился в рукопись. Он решил действовать, как три сыщика из истории про Шампольона: факты и только факты приведут его к правде, и он разыскивал их, словно и сам попал на последнее испытание в эпопее расшифровки.
Не станем углубляться в детали тщательной работы, которую тайно вел Максимилиан Курселль зимой и весной 2004 года. Уточним, между тем, что он сверялся с многочисленными энциклопедиями и оживил даже свой вкус к гармонии букв, прежде чем ему удалось обнаружить ключ к этой последней тайне.
Имена трех главных персонажей, без сомнения, были анаграммами имен знаменитых людей XIX века: Гаспар Монж[211]стал Морганом де Спагом; Жозеф Фурье[212]— Орфеем Форжюри, Жан-Жозеф Марсель[213]— Фаросом-Ж-Ле Жансемом.
