не выскочило из груди.
— Во-он туда он нырнул, — остановившись, указал трясущейся рукой старик. — Там его и найдёшь. Хороший он парнишка, Кори, сыром делится. Это хорошо, если дети не забывают стариков.
Флоренц поглядел, куда указывал узловатый иссохший палец, и увидел трубу — широченную, даже он мог бы пролезть. Плоский мятый кусок металла почти загораживал этот лаз, прятал из виду. Труба пронизывала гору хлама, что громоздилась выше человеческого роста, и уводила неясно куда.
— Туда тебе, — подтвердил старик.
Мальчишка сдвинул помеху в сторону и полез, не раздумывая больше, и не сразу сообразил поблагодарить. «Спасибо!» из трубы прозвучало гулко.
Проржавевшие стенки царапали локти, драли рубаху на животе, тянули за штаны. Труба качалась влево-вправо, и что-то над ней стучало и взвизгивало. Но этот путь кончился быстро, и Флоренц выпал на пятачок расчищенной земли.
Позади он услыхал голоса.
— Эй, дурень старый, видал кого?
Беглец затаил дыхание.
— А как же, — охотно откликнулся старик и на том умолк.
— Видал мальца? — поторопили его. — Ростом вот такой, волосы жёлтые. Пробегал он тут?
— Кто? — добродушно спросил старик.
— Недомерок, о котором я толкую. Был здесь кто? Говори!
Старик ещё помолчал и вдруг воскликнул жалобно и тонко:
— Да что ж такое, ботинки потерял! Где же обувка моя? Это вы взяли, над стариком подшутили?
— Да я тебя сроду в ботинках не видал…
— Идём, Венни, только время зря теряем. Чего с полоумным болтать? Всё одно ничего толкового не скажет.
— Это к обеду звонили? — с надеждой спросил старик, уже позабыв о ботинках. — А где это мы? Как отсюда выйти?
— Когда уже ты сдохнешь, дармоед старый, — ответили ему.
Вслед за тем чужие голоса утихли.
Флоренц развернулся осторожно, стараясь не шуметь, и увидал в просвете трубы тонкие ноги старика. Тот нагнулся с кряхтением, взял металлический лист за край и сдвинул, прикрыв лаз. А потом, видно, побрёл куда-то, и тихие его шаги вскоре стали не слышны.
Мальчишка приподнялся и тут же больно стукнулся головой. Охнув, он пригнулся и поглядел наверх: тень, укрывавшую это место, давало рыже-бурое чудище, в котором не сразу и угадывался накренившийся вагон. Днище, почти съеденное ржавчиной, выгнулось наружу острыми краями и нависало низко над землёй. Под таким, пожалуй, и страшно пробираться, а ну как рухнет сверху? Верная смерть. А если внутрь забраться, со стороны увидать могут, да если ещё упадёт, загремит…
— Эй! — коснулся слуха громкий шёпот. — Флоренц!
Мальчишка завертел головой и там, по ту сторону вагона, увидел лицо Ника, лежащего на боку.
— Ник! — обрадовался он.
— Вот дела, я уж думал, от голода и жары всякое мерещится. Давай сюда! Ползи на брюхе, голову береги. Вагона не бойся, он держится.
Флоренц мигом прополз опасное место и оказался в самом настоящем убежище, окружённом стенами всякого барахла. Над головой — растянутый купол небесной лодочки. Плотная ткань обвисла, выгорела на солнце, местами зияла дырами, но всё же давала тень. А на земле кто-то — наверное, Ник — соорудил лежанки из тряпья. Почему-то четыре, хотя был тут, кроме Ника, всего один человек. Светловолосый — хотя нет, седой почти, с короткой бородой, крепкий с виду, он лежал пластом. А когда повернулся, чтобы взглянуть на пришедшего, то поморщился, как от боли.
— Ты-то здесь как оказался? — спросил Ник, сдвигая густые тёмные брови.
— Ник! — только и смог всхлипнуть мальчишка и кинулся товарищу на шею — прежде ему и в голову не пришло бы так поступить. — Ник, ой, Ник…
И тот не отстранился, не высмеял этот порыв, как точно сделал бы в другое время. Хлопал по плечу, молча ждал, пока младший товарищ придёт в себя. Не сразу мальчишка осознал, что левая рука Ника висит на перевязи и ему, должно быть, больно и неудобно.
— Прости, — всхлипнул он, утирая нос. — Ты руку поранил?
— Поранил, ага, — ответил Ник, в глазах которого мгновенно вспыхнула ярость. — Мне её здешний правителишка сломал, когда вызнать пытался, где наше поселение и где мы со стариком видели чужака. Что, всё зря, да? Отыскали вас?
— Отыскали, — опустил голову Флоренц. — Но ты не виноват, слышишь? Мы корабль с места сдвинули, думали уйти, спрятаться, а нас потому разведчики и заметили.
— Плохо кончилось? — мрачно спросил Ник, и угол его рта дёрнулся.
— Там почти всех перебили. Но часть людей уходила к горе, тем и спаслись. А так, наверное, половины наших нет уже.
— Как мой старик?
В маленьком поселении все приходились друг другу роднёй, но сказать точно, кем был Нику Стефан, мальчишка не мог. И всё же эти двое крепко привязались друг к другу.
— Он к Вершине пошёл, значит, жив.
— А тётка?
— Верена? Осталась она, и мне говорили… да я не видел сам, может, тот человек ошибся…
— Ясно. А почему не видел? Где ты был-то, если ни с теми, ни с другими?
Флоренц закусил губу, собираясь с духом.
— Я брата нашёл, Ник. Помнишь, я тебе о нём говорил.
— Мечтателя своего? Да ладно! Что, город его не пережевал?
— Он, Ник, на лодочке прилетел. С другим разведчиком. Меня забрал, а его спутники со второй лодки наших всех… а я и не видел, не знал даже…
Никакие слова не подходили, чтобы рассказать. Вот, звучит как оправдание — я, мол, не знал, не виноват. До чего мерзко! И ведь правда не виноват, за что же тогда так стыдно?
Флоренц сжал пальцы и лишь теперь сообразил, что белый осколок всё ещё у него в руке. Только уже не совсем белый. Мальчишка поскрёб землю, набрал немного в ладонь и принялся оттирать в ожидании, что скажет Ник.
Но тот ничего не сказал, только потянул осколок из пальцев. Приложил к лицу, закрыв бровь и половину щеки. И так, глядя карим глазом через прорезь, спросил строго:
— Откуда это у тебя?
И Флоренц понял. Он вспомнил площадь, людей на помосте. Вспомнил слова Кори, что разведчика по имени Эрих нет во всём Раздолье. Но всё-таки Эрих был.
— Эй, Флоренц, где подобрал?
— Дома… у брата…
Ник с ожесточением швырнул осколок в сторону. Тот мягко упал в тряпки.
— Это брат тебя сюда упёк? Он, скажи?
Мальчишка не сразу сумел заговорить внятно. Не сразу понял, о чём рассказывать. Торопясь, путаясь и сбиваясь, он всё-таки сумел растолковать двоим слушателям, что стряслось в Раздолье и что привело его на Свалку.
— Везут в ящике вонючем, тело мёртвое под боком, швырнули — я думал, хоть ты здесь! А эти, они… Говорят, кровь выпустим, а мясо… А мясо засушим и съеди-им…
