Мама выступает вперед, ее глаза пылают от злости. – Ты сам ее разрушил.
Папа опускает плечи и голову.
А потом разворачивается и уходит.
* * *
Как только мы втроем заходим в квартиру, мама идет к брошенной коробке и роется в кусках картона, пока не сжимает в пальцах крошечный белый конверт, в котором, несомненно, лежит карточка.
– Это тебе, – она протягивает его мне.
Я забираю у нее конверт и бросаю взгляд на Крю, который не сводит с меня глаз.
– Открывай, – подталкивает он.
Дрожащими пальцами разрываю конверт и достаю карточку.
«Ранний подарок для моей Пташки. Миллион поцелуев в твоей жизни – от меня.
С любовью, Крю».
Я прижимаю ее к груди, меня переполняют эмоции. Слезы текут по щекам, и я моргаю, чтобы прояснить зрение, когда гляжу на Крю.
– Мне очень нравится, – произношу я шепотом. – Спасибо.
Он дотрагивается до моей щеки и ведет пальцами по подбородку.
– Пожалуйста.
Между нами витают эмоции и, кажется, наполняют все пространство, пока мы смотрим друг на друга.
Мама прокашливается, привлекая наше внимание.
– Рен. Может, отведешь Крю к себе и покажешь ему картину?
Я оборачиваюсь и смотрю на нее.
– Ты не возражаешь?
Она едва заметно улыбается.
– Конечно. Я доверяю тебе, дорогая.
Я подхожу к ней и крепко обнимаю.
– Спасибо. За все.
– Иди, – говорит мама, нежно меня подталкивая. – Покажи ему. – Она знает, как много это для меня значит. Этот момент. Эта картина. И Крю.
– Я люблю тебя, – шепчу я, а потом подхожу к Крю, беру его за руку и веду в свою комнату. Он молча идет за мной, но как только я тяну его внутрь и закрываю дверь, набрасывается на меня, всем телом прижимая к стене и крепко обнимая за талию.
– Прости, – говорит он еле слышно, осыпая мое лицо поцелуями. – За то, что пришлось заявиться и ругаться с твоим отцом, но я не мог допустить, чтобы он присвоил себе мой подарок.
– Все нормально. – Я наслаждаюсь мягкостью его губ, искренностью в голосе и бережными объятиями. – Я рада, что ты пришел. Жаль только, что я раньше не догадалась. Мама мне обо всем рассказала.
– Не извиняйся. Я понимаю. Правда, Пташка. Ты хотела верить, что он так не поступит с тобой. – Крю отстраняется и всматривается в мое лицо. – Все хорошо?
– Мне больно от того, что отец меня почти не уважает. – В горле першит, глаза щиплет.
– Мне бы очень хотелось забрать твою боль, – говорит он, и я не сдерживаюсь.
Я смотрю на него в неверии, гадая, куда же делся жестокий угрюмый Крю. Вместо него появился этот милый, сексуальный, внимательный мужчина, который хочет только заботиться обо мне, и…
Мне это нравится.
Я люблю его.
Правда. Я в него влюблена.
– Я рада, что ты здесь. – Смотрю на картину возле стены, и он делает то же самое. – Я очень люблю эту картину.
Я очень люблю его, но как мне сказать ему об этом?
Мне страшно от того, как сильны мои чувства к нему. Испытывает ли он то же самое ко мне?
– Знал, что так и будет. – Крю целует меня в висок, и я льну к нему.
Я должна была догадаться, что ее подарил Крю. Подсказки были прямо у меня перед носом, но я была ослеплена мыслью о том, что отец хочет вернуть мое доверие и добиться прощения, и поверила в его ложь.
Но теперь я прозрела. Благодаря маме. Рано или поздно я бы обо всем узнала, и до сих пор не понимаю, как не видела этого, но теперь все знаю.
Именно Крю отыскал ее и бог знает сколько за нее заплатил, но он подарил мне эту картину, потому что хотел видеть меня счастливой. Он сам так сказал вчера в бутике Chanel.
– С днем рождения, – говорит он, и я снова смотрю на него.
– Мне все не верится, что ты это сделал.
Крю колеблется, нахмурившись.
– Но ты ведь этого и хотела?
У меня вырывается всхлип, и я киваю, зажав рот, рукой, но слезы не прекращаются.
Крю прижимает мою голову к своей груди, и я чувствую размеренное биение его сердца.
– Ой, Пташка, не плачь.
– Все хорошо. Даже отлично. – А я все плачу. Сегодняшний день слишком насыщен. Хорошим. Плохим.
Чудесным.
– Не люблю, когда ты плачешь. – Голос Крю звучит напряженно. – Картина должна была тебя осчастливить.
– Это ты делаешь меня счастливой, – говорю я, слегка отстраняюсь, чтобы посмотреть в его красивое лицо. – Не могу поверить, что ты выкупил ее ради меня.
Он понижает голос и говорит с предельно серьезным видом:
– Я бы сделал ради тебя все что угодно, Рен. Лишь бы видеть твою улыбку. Слышать твой смех. Помнишь, что я говорил?
Я киваю, громко всхлипывая.
– А вместо этого ты плачешь, будто я убил твою кошку.
– У меня и кошки-то нет, – бормочу я, и он улыбается.
– Скоро появятся две киски, – говорит он, имея в виду картину, которую я купила в галерее в тот день, когда он приехал ко мне и отвел на обед.
Целовал меня на заднем сиденье частной машины.
Я смеюсь. Кашляю. Всхлипываю. Я сама не своя.
– Ты прав. Появятся.
Мы молчим мгновение, но в конце концов я высвобождаюсь из его объятий, беру салфетку и вытираю слезы.
– Мне нравится записка, которую ты написал, – говорю я.
Боже, вот так записка. Кто знал, что Крю Ланкастер окажется таким романтиком? Я не знала, что ему это свойственно.
Но так он и вел себя. Ухаживал за мной последние две недели. Позволял мне почувствовать себя особенной. Словно сам меня такой считает. Заботится обо мне. Может, даже любит.
Думаю, это так.
Правда-правда.
– Я разыскивал ее с тех пор, как ты мне о ней рассказала, – признается Крю.
Я смотрю на него в потрясении.
– Ты же тогда меня ненавидел.
– Неправда, – возражает он.
Я смеюсь, и вся печаль покидает меня, когда слышу его ворчание.
– Ты сам ее нашел?
– Если честно, Грант помог мне отыскать владельца. – Он улыбается. Качает головой. – Он такой мудак.
– Прежний владелец?
– Нет, мой старший брат. Потрепал мне нервы, пока мы пытались ее достать. Но я думал только о том, чтобы заполучить ее, и теперь она твоя.
– Это очень дорогой подарок, – тихо говорю я, снова глядя на картину и рассматривая все поцелуи на холсте.
– Ты подарила мне то, что не сможешь дать больше никому другому, и я хотел сделать то же самое для тебя, – тихо признается он.
О боже. Не знаю,