class="p1">Окончательно испорчено.
Как он мог мне солгать? Как? Я не понимаю. Не знаю, пойму ли однажды. Отец злится на меня за то, что считает предательством, а затем предает меня сам и ожидает, что мы все поверим в его ложь.
Тут уж одно из двух.
Мы подходим к дому, когда я замечаю кого-то возле входа. Кого-то очень знакомого в черном пальто, джинсах и бессменной шапочке. Он поворачивается к нам, и мое сердце воспаряет.
Это Крю.
Мы встречаемся взглядом, и от грозного выражения его лица меня охватывает беспокойство, хотя я быстро понимаю, что его злость адресована не мне.
А моему отцу.
– Ой-ой, – произносит мама, увидев Крю. Отец, конечно же, ничего не замечает.
Я отхожу от родителей, бегу к Крю и тихо вскрикиваю, когда он заключает меня в объятия и крепко прижимает к себе. Утыкаюсь лицом ему в грудь, вдыхая знакомый восхитительный запах. Мне тошно от того, что вот-вот произойдет, но я знаю, что это должно случиться.
– Пташка. – Он гладит меня по волосам. – Нам нужно поговорить.
Я медленно отстраняюсь и смотрю ему в глаза.
– Я знаю.
– Крю, – окликает мама, когда родители подходят. – Очень приятно наконец-то с тобой познакомиться.
Я оборачиваюсь, так и оставшись в объятиях Крю. Отец смотрит на нас и бледнеет, когда видит, с кем я стою.
– Мне тоже приятно с вами познакомиться, миссис Бомон. – Крю отпускает меня и пожимает маме руку.
Отец молчит, но угрюмое выражение его лица говорит само за себя. Наверняка он понял, что его поймали.
– Сэр. – Крю кивает ему в знак уважения, хотя, наверное, незаслуженного. – Полагаю, произошло недоразумение.
Ох, он слишком учтив.
– Ты не покупал мне эту картину, – бросаю я отцу, не сдержавшись. – Я это точно знаю.
На его лице отражается возмущение.
– Ты обвиняешь меня во лжи?
Не могу поверить, что он продолжает гнуть свое, тем более перед Крю.
– Харви, прошу. Перестань. Тебя поймали, – устало говорит она. Выглядит она тоже уставшей, и я понимаю, что она уже давно терпит отца.
И, возможно, наконец положила этому конец.
Крю поворачивается ко мне с серьезным видом.
– Это я купил ее тебе, Рен. Решил, что это будет очевидно после того, как всю неделю присылал тебе помады Chanel. Ведь именно их использовал художник для создания картины.
– Стоило догадаться. – Я не могу поверить, что он сделал это для меня. Все ради меня. Но вместе с тем это совершенно логично. Помады. Камера. Да и то, что он безо всяких возражений позволял мне покрывать его кожу поцелуями и оставлять следы помады. В глубине души я всегда чувствовала, что ему это нравится.
Крю сделает ради меня все.
Все что угодно.
– Да кем ты себя возомнил, раз покупаешь моей дочери такие дорогие предметы искусства? Она тебя толком не знает, но ты постоянно ей что-то присылаешь. Красуешься, пытаешься купить ее дорогими подарками. Это жалко. – Отец стал красным, как свекла. Мне кажется, я еще никогда не видела его таким злым.
– Это я жалкий? Зато я не какой-то высохший старик, который пытается удержать дочь ложью, раз контролировать ее больше не получается, – парирует Крю.
Я касаюсь его руки, не в силах вынести, как жестоко прозвучали его слова, но, наверное, он просто говорит правду.
А порой правда ранит.
– И ты поверишь этому парню, Тыковка? Ты же знаешь, какие Ланкастеры. Бессердечные. Жестокие. Он выбросит тебя, когда ты ему надоешь, вот увидишь, – говорит папа с мольбой во взгляде. Его слова – словно удар под дых, как будто я не достойна внимания Крю. Мой отец такого невысокого мнения обо мне. И о Крю. – Я хочу для тебя только самого лучшего, Рен. И пытаюсь защитить тебя от него.
Сердце екает, слезы текут. А то, что он говорит такие гадости о Крю, даже его не зная, просто…
Ранит.
– Послушай меня, Рен. Ты самое важное, что есть в моей жизни. Я бы никогда не стал намеренно тебя огорчать. Ты же знаешь. – Папа делает шаг вперед и останавливает взгляд на руке Крю, которую тот опустил мне на бедро, а теперь притягивает меня ближе властным жестом. Притязание, как и всегда.
Но теперь это обрело большее значения. Он передает моему отцу невысказанное послание. Я больше ему не принадлежу.
– Ты солгал, – говорю я отцу. – Присвоил себе чужой подарок. Пытался вменить себе в заслугу то, к чему не имел никакого отношения.
– Я терял тебя! – выпаливает отец, ошарашив меня. – Ты ускользала от меня, словно песок сквозь пыльцы, и я ничего не мог с этим поделать. Я не хочу потерять тебя… из-за него.
– Ты. Мне. Солгал. – Я качаю головой, когда он делает шаг ближе, и отец замирает. Не знаю, что я сделаю, если он прикоснется ко мне. Закричу? Оттолкну его? Ударю по голени? – Спустя все это время, когда ты якобы беспокоился обо мне. Следил за мной. Шпионил через телефон. Указывал, что я могу и не могу делать. Утверждал, что не можешь доверять мне из-за того, что я совершила уже почти шесть лет назад, хотя на самом деле как раз я не должна была тебе доверять!
Дыхание учащается, голова кружится, а злость охватывает меня с такой силой, что я едва могу мыслить ясно. Знаю, что мы, скорее всего, устраиваем сцену перед нашим домом, но мне все равно. Нужно озвучить правду.
Мой отец должен знать, что я чувствую на самом деле.
– Ты права.
Я смотрю на него, разинув рот, потрясенная тем, что он так быстро признал вину.
– Я был не прав и прошу прощения, – продолжает папа, хотя бы признавшись во лжи.
Но уже слишком поздно.
Однако я не нахожу в себе сил сказать ему об этом. Меня переполняют эмоции. Крю крепко меня обнимает, даря чувство безопасности. Он никогда не держит слишком крепко. Дает мне необходимую свободу и уважает мои решения. Мои мысли. Мое тело. Всю меня.
Каждую частичку.
– Ты разбиваешь мне сердце, – хрипит отец, его глаза блестят от слез. В любой другой день я бы не вынесла, если бы увидела его таким. Но не сегодня. – Я всегда был твоим героем, Тыковка. Ко мне ты всегда приходила за помощью. Не забывай об этом.
– Вам больше не нужно быть ее героем, – говорит Крю, притягивая меня еще ближе. – Теперь это моя задача.
Боль, отразившуюся на лице моего отца, невозможно спутать ни с чем. Он даже вздрагивает и смотрит на нас, прищурив глаза.
– Ты разрушил мою семью, – обвиняет он Крю.
– Нет, Харви. –
