мной. Ночь, никакого освещения на улицах. Это же совсем малыши… – добавил он с упреком.
– Ничего с ними не случится, – отмахнулся тот.
Невестка поставила перед деверем тарелку с фасолевым супом. Она варила его с сушеным мясом, что придавало этому блюду особый, ни с чем несравнимый вкус.
– Помнится, ты любил мозг из бедренной кости, сваренной с фасолью, – улыбнулась Малика и поставила перед Алхастом вторую тарелку с этим деликатесом. – Я собиралась отправить к тебе детей с едой. Хорошо, что сам пришел.
– Не надо никого никуда посылать, пусть сюда приходит, – продолжал ворчать Солта.
– Да хватит тебе, Стаг, ты у кого угодно аппетит отобьешь…
– Не отобью, не беспокойся! Отобьешь аппетит у таких. Надо слушаться, и все тут!
Малика подмигнула Алхасту, широко улыбаясь.
– Ты не обижайся, Дика К,ант, он это так, для видимости. Я же сварила фасолевый суп по его просьбе. Так и сказал: «Свари-ка нам фасоль, может и младший заглянет?»
– Ну, хватит, – улыбнулся Солта. – Больно бойкий у тебя язык…
Когда братья закончили ужинать, Малика убрала посуду и ушла с детьми в дом.
Солта достал из нагрудного кармана рубашки старые отцовские четки и стал их медленно перебирать.
– Чем ты там занят? – спросил он.
– Да ничем особенным. Потихоньку стараюсь привыкнуть к жизни в ауле, – уклончиво ответил Алхаст. – Ты же знаешь, когда-то я любил изводить бумагу, хотя и не собирался стать писателем. Какой из меня писатель… В последнее время что-то опять потянуло к писанине… Атмосфера в родительском доме так и подталкивает к размышлениям…
– Имран жаловался. Говорит, ты, как одержимый, закрылся в доме, никуда не выходишь. Уж если и он не смог вытащить тебя на улицу, тогда, надо думать, все довольно серьезно…
Алхаст рассмеялся.
– Ну-у, Имран еще не такое скажет. Этот если возьмется за что-то, вернее за кого-то, не отстанет, пока не добьется своего. Я знаю, какую он затеял хитрость. Конечно же, все время дома я не сижу. Имран это прекрасно знает. Но и туда, куда он меня все время зовет, пока идти не хочу. Ты не обращай внимания… Перебирая сундук Марет, я нашел отцовский тептар. Читал его, пытался понять, видимо, чересчур увлекся… А Имран жизнерадостный человек, не нагулялся еще, вот и меня тянет за собой…
– Вроде ты искал и этого, как его… Узнал о нем что-нибудь?
– Ты Руслана имеешь ввиду?
– Да-да, его.
– Нет, ничего не узнал… Люди пропадают, так хоть след какой-то остается. А этот как в воду канул. Где я его только не искал, у кого только не спрашивал… Ни слуху ни духу…
– Зачем он тебе так понадобился? – снова спросил Солта, продолжая все так же перебирать четки.
Алхаст ответил не сразу. Он о чем-то задумался.
– Да не понадобился мне он вовсе… Я вернулся из Чухажийлане, оставив его там одного. Сколько ни просил его, он и в аул со мной не вернулся и меня выпроводил. Той ночью Руслан и пропал… Не хотел я возвращаться, оставив его там. Понимал ведь – неправильно поступаю. Да он настоял…
– И что с того? В Чухажийлане он его оставил, в двух шагах от аула! Это же не Сибирь какая-нибудь. Да и Руслан не ребенок. По этой поляне и дети бродят допоздна, кто скотинку ищет, кто просто так… Правда, в последнее время леса наши не совсем спокойны, потому я и тебе наказывал поменьше шастать там в поздние часы. Но таким, как Руслан, нечего опасаться этих горе-абреков. С него-то им что взять…
– Ты прав, конечно. Но Руслану действительно угрожала опасность и именно на этой поляне. Я это точно знаю… Чуть раньше там же приключилось что-то непонятное и с Овтой. Старик слег от неизвестной болезни… Ну, пасечник этот, вы вроде знакомы? Он, говорят, парализован. Где-то в больнице лежит… Может, и с Русланом что-то подобное случилось? Чувство вины не дает мне покоя…
– Будем надеяться, что с ним все в порядке… А о несчастье Овты я слышал. Хороший человек, праведник. Дай Бог ему здоровья…
Помолчали, каждый думая о своем.
Из густоты огромной кроны грецкого ореха подала голос выпь.
– Ну, слава Богу! – произнес Солта, прислушавшись к равномерному «чуоб» выпи. – Мне становится тоскливо, когда не слышу ее по ночам. В народе говорят, что выпь отдаляется от людей, когда они отходят от Слова Божьего. Конечно, все это красивые сказки, но все равно как-то не по себе, когда ее нет рядом… А-а, я же тебе вот что еще хотел сказать… Масхуд, гяур этот, говорят, крутится там, около отцовского дома. Когда Билал, сосед наш, сообщил мне об этом, пару раз оставался там на ночь…
– Билал мне тоже говорил…
– Какое у него там может быть дело? У тебя нет никаких догадок на этот счет? – Солта вопросительно посмотрел на брата.
– Не думаю, что в родительском доме есть чем поживиться таким, как Масхуд. Может, дело вовсе не в нас и не в нашем доме?
– Нет-нет, что-то тут есть. Они же к нашему дому приглядываются… Ты будь там повнимательней. Этот Масхуд коварный и грязный человек, и те, кто бывают с ним, наверное, такие же подонки. От них всякое можно ожидать.
– Если они появятся там еще, я понаблюдаю за ними. В конце концов, должны же они предпринять какие-то действия, если им действительно что-то от нас или наших соседей нужно… А ты знаешь, Солта, кажется мне, что для Маин Масхуда и таких, как он, наступили вожделенные времена. Ты так не думаешь? – засмеялся Алхаст.
– Да накажет их Бог! Сексоты, грязные сексоты!.. Во все времена приносили нашим людям только горе… Подлое племя!
Уложив детей, вернулась Малика.
– Дика-К,ант, я постелила тебе в гостевой комнате…
– Спасибо, Малика, я лучше пойду к себе.
– Уже поздно, зачем тебе добираться туда, утром и пойдешь.
Солта поддержал жену:
– И вправду, что тебе сегодня там делать? Оставайся здесь. Утром вместе позавтракаем и пойдешь. Заодно и меня на работу проводишь.
– Прости, Солта, но мне хотелось бы дочитать сегодня отцовский тептар, – Алхаст встал. – Ну, я пошел. Спасибо тебе, Малика, за этот княжеский ужин. Спокойной ночи, Солта.
– Я провожу тебя до калитки, Дика-К,ант.
Малика пошла за Алхастом.
Присели на скамейку у калитки.
– Дика-К,ант, ты знаком с Сарат, дочерью вдовы Мизан? – безо всяких вступлений приступила Малика к делу. Непорядок ведь – деверь, красивый, давно уже не юноша, в холостяках ходит! Какая она сноха после этого?
Что-то подобное Алхаст и ожидал услышать, как только она вызвалась проводить его до калитки. И имя,
