великими идеи, и созданная ценой огромных лишений экономика. Куда-то исчезли все государственные деньги. И армия, теперь уже российская, стала разваливаться. Опытные кадровые офицеры уходили в отставку, будучи не в состоянии прокормить свои семьи на мизерную зарплату, которая к тому же выдавалась нерегулярно. Но и после этого Жандар продолжал исполнять служебный долг, считая, что подпись под договором с Министерством обороны страны – это его мужское слово, которое он должен сдержать. Готовый до последней капли крови защищать страну, в армии которой он служил. Когда над республикой начали сгущаться тучи, Жандар понял, что на его родину надвигается большая беда. И он – патриот и верный сын Нохчийчё – вернулся домой, чтобы разделить со своим народом его судьбу, как всегда горькую.
Сразу же по возвращении Жандар поехал в Грозный, кишащий толпами людей, съехавшихся со всей республики, и прямиком пошел в президентский дворец. Представился каким-то чиновникам, принявшим его. Мол, так и так, имею армейский опыт, был на войне и все такое прочее. Готов занять любое место, которое вы укажете, и сделаю все, чтобы быть полезным республике и народу. Его отвели к военным, которые представились руководителями вооруженных сил республики. Они определили ему место в каком-то штабе, чтобы всегда иметь под рукой опытного человека. Им нужны были люди, которые знали военное дело и имели опыт боевых действий.
Но служба Жандара продлилась недолго. Очень скоро он понял, что во многих высоких кабинетах расселись люди, которые не делали ничего для предотвращения войны, и уж вовсе там не было тех, кто серьезно готовился к грядущим событиям. Воровство, взаимная ненависть, интриги, коварство и предательство – ничего иного в высоких кабинетах Жандар не нашел. Видя их частые разъезды по России, еще более частые визиты в Москву, слушая их разговоры между собой, наблюдая за тем, что они творят за спиной народа, Жандар очень скоро потерял к ним всякое доверие. Они не были свободными и независимыми людьми, они не были вольны в принятии решений. Ими управляла какая-то внешняя сила, которая отнюдь не была заинтересована в предотвращении войны и наведении порядка. И Жандар, честный человек и верный сын своего народа, понял, что не имеет права оставаться рядом с этими людьми, и тем более уподобляться им…
В эту группу, которую сами ее члены называли просто союзом, Жандара, после тщательной проверки, привел Нажмуддин. На регулярные собрания приходили люди, которым Жандар доверял и которых уважал, видя в них настоящих патриотов. И он стал одним из активных членов союза…
На листах, розданных участникам собрания, был план, составленный Жандаром на случай начала боевых действий. Основной упор он делал на сохранение постоянной связи между членами союза. Он считал очень важным, чтобы слова и действия их были строго согласованными, подчиненными единому плану. Главное, на его взгляд, заключалось в том, чтобы сохранить единство союза, в этом и только в этом был хоть какой-то шанс влиять на ситуацию. А в остальном следовало проявлять гибкость, исходя из меняющейся обстановки…
Вскоре Нажмуддин нарушил установившуюся в комнате тишину:
– Все ознакомились? – спросил он.
Послышались утвердительные голоса.
– Ну и хорошо! Есть вопросы к Жандару?
Никто не проронил ни слова.
– Есть у кого-нибудь замечания или дополнения? – снова спросил Нажмуддин.
– Нет замечаний. И дополнений тоже нет. Бумага составлена человеком, хорошо знающим свое дело, – ответил Дареш как бы от имени всех присутствующих. – В этой непростой обстановке нам действительно нужна надежная и постоянная связь друг с другом. Ты хорошо потрудился, Жандар, спасибо тебе!
– Сегодняшнее наше собрание чересчур затянулось. Но, мне кажется, у нас состоялся полезный разговор, – обратился ведущий к собранию. – Есть дополнения к нашим сегодняшним темам?
– На сегодня, думаю, хватит, – встал Дареш. – Пожалуй, пора расходиться. У многих, наверное, завтра дела, надо отдохнуть.
– Тогда я объявляю собрание закрытым, – Нажмуддин тоже встал. – Будем сохранять бдительность. Встречаемся в воскресенье вечером в Аргуне. Хамид, подготовка места для собрания на тебе.
Хамид прошел вперед и стал рядом с Нажмуддином.
– Вам следует до сумерек быть в Аргуне. На всех трех въездах в город вас будут ждать молодые люди. Они проведут каждого подъезжающего к месту собрания.
– Спасибо, Хамид, – поблагодарил его Нажмуддин. – А сейчас прошу всех пройти в соседнюю комнату и перекусить.
Висадди, который отвозил Алхаста, уже вернулся. Он прошел вперед, по-хозяйски приглашая за собой остальных…
Когда участники собрания разъезжались, уже светало…
…Вернувшись домой, Алхаст нашел у себя во дворе пятилетнего племянника и соседского мальчугана того же возраста, ожидавших его возвращения.
– Что вы здесь делаете? – спросил Алхаст выбежавшего навстречу племянника.
– Нас Солта прислал. Он зовет тебя.
– И давно вы здесь меня дожидаетесь?
– О-о, Ваша, давно, – ответил племянник.
– Ну и ну, – покачал Алхаст головой. – Что-то случилось?
– Нет, ничего не случилось.
– Ну, так вернулись бы домой, раз не застали меня здесь…
– Э-э, Ваша, что подумал бы о нас дада! Ты не знаешь даду? – искренне удивился малыш. – Как мы можем уйти, не дождавшись тебя, когда он прислал за тобой?!
– А что бы вы стали делать, если бы я не вернулся до самого утра? – улыбнувшись, спросил Алхаст.
– Странные вещи ты спрашиваешь, Ваша. Как что? Ждали бы! А что нам еще делать? Ведь ты же все равно вернулся бы домой. Все домой возвращаются. Я знаю это.
– Ух ты! Совсем уже взрослыми стали. К,онахи! Настоящие к,онахи! – похвалил Алхаст ребят. – Ну, пошли тогда, а то Солта ругаться будет.
И Алхаст пошел к Солте, не заходя к себе в дом. Рядом с ним семенили племянник и его друг, безмерно гордые тем, что взрослый дядя похвалил их и назвал настоящими к,онахами.
Несмотря на позднее время, Солта сидел за столом под навесом и ужинал. Рядом у плиты возилась и Малика. Кажется, они и не собирались сегодня ложиться спать.
– Что это такое, Алхаст?! – накинулся Солта на младшего брата. – Почему не появляешься? Я что, неясно сказал – каждое утро и каждый вечер ты должен быть здесь! Станешь так себя вести, я заколочу отцовский дом и переселю тебя сюда.
Алхаст сел напротив брата.
– Малика, налей мне тоже своего фасолевого супа, давненько я его не ел. Были кое-какие дела, да и отлучался из аула пару раз. Ты не беспокойся, Солта, Имран не дает мне голодать.
– Я не говорю, что ты умираешь с голоду, но и старших слушаться, в конце концов, тоже нужно! Тем более и идти тебе недалеко.
– Ладно, Солта, буду приходить, – постарался Алхаст успокоить брата. – А детей все же ты зря послал за
