Едигера, взял в плен и умертвил. Но сибирские племена не признали власть узурпатора, покорять их пришлось в затяжных боях. Кучум опасался, что вмешается и царь. Направил в Москву посольство, заверил Грозного, что вовсе не враг ему и не нанесет ущерба. Согласился тоже быть «под государевой рукой» и платить такую же дань, как Едигер, тысячу соболей в год.
На литовском фронте в 1565 г. выдалось затишье. Сигизмунд истратил деньги на прошлогоднее наступление, платить наемникам стало нечем. Разъехалась по домам и шляхта, одни с награбленной добычей, другие побитые и разочарованные. Ни те, ни другие возвращаться на войну не спешили. Но король постарался подстрекнуть Девлет Гирея. Наврал ему, что Литва повторит удар, отвлечет на себя царские рати. Ханские представители при дворе султана уговаривали его — дескать, в России разлад, вообще раскололась надвое, самое время воевать. Им подыгрывали дипломаты и агенты Польши, Ватикана, германского императора. Сулейман поддался. На полномасштабное вторжение все же не рискнул, но для пробы дал крымцам отряды янычар и артиллерию. В сентябре 1565 г. ханская орда с турками выплеснулась к Болхову.
Но расчеты на раздрай в России оказались ложными. Гарнизон воеводы Ивана Золотого самоотверженно принял бой. Совершал вылазки, отбрасывая врагов, не позволяя им сжечь посад и подойти к стенам. Девлет Гирей надеялся на обещанное наступление литовцев, но его не было. А царь двинул на выручку Болхову большую армию во главе с Бельским и Мстиславским. Этот поход стал «боевым крещением» и для опричного войска. Иван Васильевич отнюдь не удерживал его в тылу. Наоборот, его приближенные должны были защищать страну в первых рядах. Но действовали они отдельным полком, подчинялись не земскому, а своему командованию (хотя опричные воеводы, конечно же, согласовывали свои приказы с земскими, без этого на войне нельзя). Хан понял, что Сигизмунд обманул его. Встречаться с главными русскими силами он не стремился. Повернул домой. Государева конница погналась за ним, потрепала арьергарды, захватила турецкие пушки. Отличился и молодой опричный воевода Зарайска Хворостинин. Разгромил один из татарских загонов, освободил пленных.
Но оставалась актуальной и основная задача опричников, поиск измены. В 1565 г. крупный заговор был раскрыт в Дерпте. Часть горожан установила связи с Литвой и договаривалась сдать город. Признаки преступления были очевидными — нарушение присяги, сговор с противником, подготовка диверсии в прифронтовом городе. Но, в опровержение баек об «ужасах» опричнины, здесь казней не было вообще. Царь ограничился тем, что переселил выявленных изменников по разным русским городам. При этом назначил им приличное содержание, дал возможность обзавестись хозяйством, даже позволил дерптскому пастору объезжать и окормлять их [520].
А между тем, создание царского «удела» и переселение оттуда прежних вотчинников стало только началом преобразований, намеченных Иваном Грозным. В начале 1566 г. он сделал следующий шаг, «выменял» удел у Владимира Андреевича. Взял в опричнину Старицу, Верею, Алексин, а взамен дал Дмитров, Боровск и Звенигород. В материальном плане его двоюродный брат выиграл, получив города более крупные и богатые. Но и его точно так же, как ростовских или ярославских «княжат», оторвали от мест, где население признавало его господином, где он оброс слугами и помощниками.
Однако удалить самих князей и вотчинников было недостаточно. Их привыкли считать лидерами местные дворяне. Они сжились со «своими» боярами, переплелись родством с ними и с соседями. Сложились группировки, вместе выходившие на службу. Но такие группировки выступали и политической силой, были готовы поддержать «своего» предводителя. Эти анклавы Иван Грозный тоже разрушал. В бывших владениях Старицкого произвел «перебор». Кого-то из служилых людей оставили, а кого-то отправили в другие края — дали поместья под Каширой, Владимиром.
Подобные переселения царь осуществлял и дальше, но в это же время других высланных стали возвращать. Историки порой ломают головы над обратными перемещениями, называют «зигзагами политики» Ивана Грозного. Хотя ничего нелогичного и случайного в таких действиях не было. Это были звенья единого плана. Осуществлялись они систематически. Но не сразу, а поэтапно, чтобы были менее болезненными. Чтобы переселения можно было провести организованно, и они не вылились в общую мешанину. Переместить одних, а потом подготовить такие же операции в других районах.
Весной 1566 г., всего через год после отправки боярских и дворянских семей из «опричных» уездов в Казань, половину из них вернули в Центральную Россию. А в следующем году — вторую половину. Но им давали уже не вотчины, а поместья, и не в старых родовых владениях, а в других местах, в основном на Рязанщине. В свою очередь, для этого отписывали землю у крупных рязанских вотчинников — а им давали поместья в иных уездах. В результате таких «рокировок» вотчинники превращались в служилое дворянство.
В том же 1566 г. заговор обнаружился в Костроме — видимо, он существовал уже давно, здесь были вотчины Адашевых, их родственников, с ними было связано местное дворянство. При расследовании «про тех Государь сыскал, что они мыслили над Государем и над государскую землею лихо» [521]. То есть замышлялись государственная измена и цареубийство. Двое руководителей служили при дворе, князь Василий Рыбин-Пронский — предводитель костромского дворянства, и Иван Карамышев. Их казнили. Соучастников определили по тюрьмам и ссылкам. А Кострому после этого Иван Грозный тоже взял в опричнину и «перебрал» здешних дворян, рассредоточив еще один корпоративный узел.
Забегая вперед, отметим: в 1568 г. то же самое было проделано с Белозерским уездом. А в январе 1569 г. были взяты в опричнину Ярославль, Ростов и Пошехонье. Но предстявлять дело так, будто царь выселял из своего «удела» всех не-опричников, неверно. Население городов и сел, попавших в опричинину, жило по-прежнему. Под эгидой государя оно даже приобретало дополнительную социальную зещищенность. Но и дворян переселяли далеко не всех. С добавления новых областей опричнина заняла половину России, а в стране насчитывалось 50–60 тыс. детей боярских. Но поменяло места жительства гораздо меньше половины — 12 тыс. [522]. Те, кто так или иначе был связан с оппозицией, с местными князьями. А в итоге задача, которую ставил перед собой царь, ликвидация крупных вотчин и сформировавшихся вокруг них дворянских группировок, была за 4 года в основном решена.
И подчеркнем, что чрезвычайное положение опричнины отнюдь не отменяло российских законов! Сохранялся суд Боярской думы — но решение, кого предавать ему, а кому вынести приговор самостоятельно, царь оставлял за собой. Сохранялись и права заступничества, взятия на поруки. Но и в этом случае государь решал, удовлетворить просьбу или нет. Уже упоминалось, как при введении опричнины Иван Грозный по ходатайствам митрополита и духовенства простил четверых активных участников готовившегося переворота, хотя денежный залог еще больше повысил. Так,
