шальным и злым вдохновением, тем временем сдёргивал с кос ремешки. Как перед боем, когда суждено стоять до конца.
– Нет, – проговорил он, улыбнувшись нагло и широко, во все зубы. – Не боярского я рода! – Что было истинной правдой, его щитом и тайным мечом. – Кому шатун, а кому опоясанный витязь. В Царской дружине моей кровью не погнушались!
Сказал и уверился, что имя Сеггара Неуступа пустым звуком здесь не было. Болт из багрового стал пятнистым, Киец смотрел с удивлённым уважением, а позоряне чуть подались прочь, освободив клочок пустого пространства. Светел тряхнул головой, метнув по плечам жарые пряди, чуть заметно пробитые серебром. Народ, незримо увлекаемый волей праведного, гудел, волновался, ждал решительного слова.
Светел глубоко вдохнул:
– Кривое дело здесь совершается! – (С колодок и настила одрины капала кровь, времени у обречённика оставалось всё меньше.) – Явлена была воля вышняя, да так ли уразумели её? На чём стоять царству? На смерти безвинной?
– Боги взашей не тычут, – прозвучал где-то рядом очень молодой, почти мальчишеский голос. – Боги наветки дают и крепко думать велят.
«Кто таков?..» Светел оглянулся. Среди позорян стоял недоросль в поношенном жреческом облачении, с посохом и сумой через плечо. На посохе блестел маленький трилистник. «Моранич?..»
– А и поразмыслим, желанные… – Невысокий человек мял шапку с перьями цапли. Он сглатывал, робея говорить, но и молчать совестился. – Вспомним, как здесь, у Последних ворот, царь Аодх однажды явил великую милость…
«Аодх?!»
– Нашёл что вспоминать! – Ещё жрец, рослый красавец. Богатые ризы, привычная властность, но… какой-то веником прибитый. Словно вчера ризы были впору, ныне обвисли. – Праведный Аодх, первый этого имени, лишь простил вора, а великой казни не отменял!
«Не отец…»
– Праведный царь стоит перед Богами, – твёрдо произнёс недоросль. – Ему воля решать, на чём зиждить правление.
Болт Нарагон бросил насмешливо:
– Может, гонца пошлём в Выскирег? К владыке Хадугу?
«Царская загадка, – почему – то вспомнилось Светелу. – Не разнять, не сломать, а и оставить нельзя…»
– Можно поближе, – по-прежнему мягко возразил Злат. – Царь Андархайны ещё не увенчан, владыка далеко, но разве пуст престол Шегардая?
Болт с досадой поёрзал в кресле:
– Нет бы доказнить и веселиться, столы столовать… Полгода злодея выискивали, полдня обходом возили… не найдёшь на норов угадчика!
За шумом сходбища его понял разве что Борво.
Люди шумели на разные голоса:
– Верно говорит учёный купец!
– Да кто таков, чтоб здесь рассуждать? Не знаем его!
Верешко услыхал, опять бросился в кулаки. Ткнулся в Угрюма.
– Я знаю доброго Новожила! – крикнул Угрюм.
– Притча важная, притча страшная…
– Царевичу суд! – требовали водоносы.
– Венец принял, пусть за дело берётся!
– Послать к Йерелу! – согласно ревели кузнецы, братья Кийца.
– Послать недолго, а допустят ли пред светлые очи?
– Строго там. Недолог от ворот поворот.
Светел хотел подать голос. Злат нашёл его взглядом, чуть улыбнулся, поманил:
– Ты, друг мой, скор на ногу и бесстрашен. И в городе человек новый, ничью сторону не держишь. Ступай, царский витязь, к третьему сыну! Не убоишься отнести наш спор ему на порог?
«Так вот ты к чему царевича поминал! Хитёр с людьми говорить…»
Светел весело и свирепо топнул ногой, заново пустив золотые вихри в толпу:
– А отнесу! Ещё я сына вашего не боялся!
Кругом стали смеяться. Незло, с облегчением.
– Что с дикомыта возьмёшь.
– Они праведных и близко не видели…
«Ага, с тех пор, как они от нас… то есть мне ли… да тьфу на вас всех, где дворец-то? Куда мчать?»
– Я с тобой, витязь, – подскочил коротышка. – Скорый путь укажу!
И сунул Кербоге дудку, на которой играл. Мол, сбереги, пока туда-сюда обернёмся.
– Стой, ребятище! – Кербога цепко стиснул рукав. Светел еле успел проглотить бранное слово. Скоморох тянул из ворота кожаный мешочек, повитый ремешками и чёрный от застарелого пота. – Возьми вот! Покажешь, если слушать не станут…
– Ага, – кивнул Светел. На расспросы не было времени. Вперёд во все ноги, а уж там разберёмся!
– Поди, поди!.. – неожиданно зычно заорал коротышка. Крик, подхваченный десятками уст, вкатился под воротную башню. – Дорогу! Царский витязь до царевича поспешает!..
Старцы на подвыси переглядывались, кутались в шубы. Болт подпёр щёку ладонью:
– Ума лишился народишко. Из-за бездельного кощея праведного тревожить взялись. А послали кого!
Борво усмехнулся, гладя усы:
– Рынды пришибут, поделом станется.
– Пришибут, да не нас, – тронул обереги седобородый рыбак. – Наше дело сторона.
Кербога с дудкой в руках протолкался туда, где стояли кувыки. Послушал, примерился, начал подыгрывать. Голосница плескалась меж землёй и туманом, скорбела, торжествовала, звала.
Тёмушка потянула за руку Верешка:
– Отик подойти велит.
Тот кинулся, холодея: нешто всё зря? отвернулись, вылетела душа?! Тёмушка подбежала следом, за ней Угрюм. Палач обратился к торговцу, как к самому взрослому и разумному:
– Хочешь помочь? Добудь барана или козла, освежуй, да смотри шкуру изнутри не запачкай…
«Где ваш царевич?»
Светел довольно странствовал, чтобы усвоить: когда сулят показать скорый путь, добром это кончается редко. Семьдесят семь бед, пока выпутаешься назад на дорогу! – долгую, зато верную. Либо вовсе голову сложишь, Туманная щелья не позволит соврать…
Всё же Светел доверился коротышке-морянину. От Последних ворот ко дворцу вела прямоезжая улица, звавшаяся Царской, но там юрово было – мышь не проскочит. Морянин без раздумий нырнул в переулок, потом на тропинку вдоль ворги.
– А ты шустрый… для горожанина, – сказал Светел, прыгая на ту сторону по скользким камням, чуть казавшимся над водой.
– Воровал после Беды, – кратко пояснил проводник. – Все лазейки разведал… Меня Хшхерше звать, если что.
– Хеш… Как?..
Гребни теремов то казались впереди, то прятались за крышами и заборами. Город был огромен и непонятен. Задворки, горбатые мостики, стены, развалины, перелазы… Светел сперва считал их, запоминая дорогу, но сбился и бросил. «Заведёт не туда, удавлю…» Наконец кривой переулок распахнулся улицей, а та – площадью. Здесь, против ожидания, людей было немного, все схлынули вслед за одриной, в давку возле ворот.
Вот, стало быть, и дворец!..
Красное крыльцо, гульбища, окошки с белым стеклом, деревянные кружева… гнутые чешуи острых кровель, растущие одна над другой… По сторонам – свисающие хвосты тумана, где сходятся малые зеленцы… жестяной скрип махавок, указующих ветер под самыми облаками…
И тын кругом.
Внушительный, с разбегу не очень-то перескочишь.
С воротами и калиткой. С зубчатой оградой над рельей, чтоб страже похаживать, а случись нужда, и стрелять.
Сейчас там никого не было.
В другой раз Светел, может, призадумался бы перед роковым шагом, но где-то за спиной обтекали кровью колодки. Не медля, он пересёк площадь, и люди, кто попадался, спешили отпрянуть. Светел достиг ворот и, не заметив кольца, грохнул кулаком в створку:
– Отворяй! У витязя Царской дружины до царевича поспешное слово!
Кулак был что надо. Калитка дрогнула, простонав, а меж зубцами возникла голова в белой войлочной шапке.
– Ступай проспись, витязь кружальный! Ещё чего выдумал!
И скрылась.
Светел примерился к воротам. Небось не сегдинский двор, где он покинул щепки для печки и напуганных плотников. Здесь так не управишься. Во дворе стража. Не с боем же прорываться.
И отступить нельзя.
И ждать некогда…
– Слышь, витязь, – сказал Хшхерше. – Вон
