Псковская редакция:
Царю, не подобает Христианом поганых поимати; крести мя, аз за тя иду, понеже некрещене ми сущи…
Рум. № 397:
Царю, не подобает християном поганых поимати…
Как выясняется из дальнейшего рассказа, именно личное участие императора в обряде крещения русской княгини сделало невозможным последующее бракосочетание.
Выявление текста полной редакции Псковского жития княгини Ольги позволяет дать ответ и на вопрос о принадлежности этого сочинения перу псковского агиографа XVI в. Василия-Варлаама. Все те характерные черты творческой манеры Василия, которые выделяют исследователи, проявляются здесь достаточно отчетливо. Это и многословие, витиеватость изложения, и использование разного рода житийных штампов и трафаретов, и частые отступления от сюжета, после которых автор вынужден вновь возвращаться к связному повествованию. Исследователи отмечают характерный формальный прием Василия: возвращаясь к главной своей теме, он обычно использует одни и те же фразы: «сие же дозде», «по сем же предлежащее да речется», «о сем дозде прекратим слово, настоящее же да речется», «сие же дозде речеся»; эти выражения присутствуют во всех его житиях, являясь как бы «визитной карточкой» псковского агиографа. Подобные фразы — «Сие дозде, настоящее же да речется» (или: «Сие же дозде, настоящее же да речется») — трижды встречаются в Псковской редакции Жития Ольги, наглядно свидетельствуя в пользу авторства Василия-Варлаама.
Во вступлении к своему сочинению автор Псковской редакции сообщает о своих разысканиях относительно биографии святой, о тех источниках, которыми ему удалось воспользоваться: «О имени же отца и матере писание нигде же не изъяви…» и т. д. Это также очень характерно для Василия. Ср. в Житии преп. Евфросина Псковского в его редакции: «Мы же… дерзнувшу преписати… от самого того писаниа, иже преже нас написана быша от некоего слагателя, о нем же преже помянух, и иная же от слышаниа от неложных сведетелеи»; «а о отци его и о матере писание не изъяви…». Так же в Житии князя Всеволода-Гавриила Псковского: «…А еже от младых ногтей житие его, сего не свем и не обретох нигдеже; сие же малое изообретох». Присуща Василию (впрочем, как и большинству древнерусских агиографов) самоуничижетельная оценка своей «худости» (ср. в Житии Ольги: «…аз многогрешный и грубый»). Наконец, как черту авторского стиля Василия-Варлаама исследователи называют включение в текст обширных и дословных выписок из других произведений. В этом отношении показательно использование в Псковской редакции обширных фрагментов «Похвалы Ольге».
Таким образом, осторожное предположение Н. И. Серебрянского о принадлежности Василию псковской переработки XVI в. Жития княгини Ольги подтверждается, но с существенным уточнением. По-видимому, с большой долей вероятности можно утверждать, что Васильевская редакция Жития Ольги сохранилась в списках ВМЧ и Архивском (в последнем уже в переработанном виде); что же касается списка Рум. № 379, который был известен Н. И. Серебрянскому и другим исследователям, то он представляет собой сокращенную переработку этого Жития, выполненную псковским книжником, — подобно раду других житий того же сборника.
Очевидно, Василий составлял Житие Ольги примерно в то же время, когда работал над Житием св. Александра Невского. Как известно, последнее также не вошло в Успенский комплект ВМЧ, но было включено в ноябрьский том Царского комплекта. Июльский том создавался позднее; соответственно, можно предположить, что к работе над Житием Ольги Василий приступил по завершении предыдущего труда.
К числу источников Жития, помимо «Памяти и похвалы» и летописи, можно отнести также Проложное Житие св. Ольги (русское). Обе редакции сближаются, во-первых, в известии о данях, возложенных Ольгой на своих людей: «посем же хожаше блаженная княгиня Олга по градом и по местом и учаше люди вере Христове, и уроки легкие и дани полагаше на людех» (ср. в Проложном житии: «и обиходяще всю Русьскую землю, дани и урокы льгъкы уставляющи и кумиры съкрушающи»), и, во-вторых, при описании предсмертной заповеди Ольги «честное свое тело положите равно з землею, могилы не осыпати над нею, ни трижнениа творити» (ср. в Проложном житии: «заповеда… погрести ся с землею ровно, а могылы не сути, ни тризны творити, ни дына (?) деяти, нъ посла злато к патриарху в Царьград…»). Автор Жития прямо называет среди своих источников Житие князя Владимира; именно отсюда заимствованы сведения об украшении киевской церкви Пресвятой Богородицы, а также христианское имя князя Владимира — Василий, и имя «старейшины» Десятинной церкви Анастаса Корсунянина. Известие о блюде, подаренном княгиней Ольгой патриарху Фотию, могло быть заимствовано из «Книги Паломник» новгородского архиепископа Антония (возможно, второй редакции). Именование великомученицы Евфимии «прехвальной» обнаруживает знакомство автора с Житием святой, что вполне естественно, поскольку последнее соседствует в минеях четьих с Житием Ольги. Наконец, подробности обретения Креста Господня царицей Еленой и имя «жидовина Иуды» (ставшего впоследствии, под именем Кириак, епископом Иерусалимским), очевидно, стали известны автору из Сказания об обретении Креста Господня или из Жития св. Константина и Елены.
* * *
Наиболее объемная редакция Жития св. Ольги также возникла в середине XVI в. Она получила название Пространной (7). Эта редакция была обнаружена Н. Коншиным в рукописи РНБ. Погод. № 744; впоследствии усилиями Б. М. Клосса, И. В. Курукина и А. В. Сиренова были выявлены еще несколько списков, так что ныне их насчитывается шесть, причем наиболее ранние датируются серединой XVI в. Рукопись Погод. № 744 не принадлежит к числу ранних (она была переписана при царе Федоре Ивановиче), однако именно в ней, на листе 1, на нижнем поле, читается приписка, согласно которой Житие Ольги «списано любомудрецем Селивестром прозвитером царствующаго града Москвы». Исследователи делают из этого вывод о том, что автором данной редакции Жития был не кто иной, как знаменитый благовещенский священник Сильвестр, один из духовников царя Ивана Грозного.[229]
Пространная редакция Жития в почти не измененном виде была включена в Степенную книгу царского родословия. При этом исправления в самом Житии оказались весьма незначительными, в большей степени они коснулись Похвального слова (составляющего с Житием единое целое)[230]. Таким образом, редакция Жития княгини Ольги в составе Степенной книги (8) представляет собой разновидность Пространной редакции, а потому их можно рассматривать вместе.
