что он меня наказывает. За мое ужасное
пристрастие к хлопьям.
Мэтью таращится на меня. Он перестал есть.
– Прости. – Я морщусь и наливаю кофе. – Я не собирался все это рассказывать.
Он опускает коробку. Достает миску и насыпает в нее горсть. Добавляет молока и
ложку.
Затем церемонно ставит все это на стол передо мной.
– К черту твоего отца. Ешь.
Я таращусь на него, немного шокированный. И немного тронутый.
Затем сажусь за стол и ем хлопья. Мне приходится делать это левой рукой, так что
выходит несколько неуклюже, но я ем хлопья. Это глупо, но это освобождает.
Мэтью продолжает поедать свою порцию из коробки.
Мы молчим, но теперь в этом молчании нет напряжения.
Спустя какое-то время он прерывает тишину.
– Я рассказал Кристин.
Нет никаких сомнений, о чем он говорит. Его голос совершенно спокоен. Он
разглядывает кусочки мармелада на ладони. Я заставляю себя продолжать есть.
– Да?
– Ага. Вчера. После школы. Были только мы вдвоем. Я не мог... я все думал о том, что ты сказал. О том, что он мог делать это с другим ребенком. – Мэтью находит мармелад
и раздавливает его в ладони.
– Что она ответила?
– Она спросила, хочу ли я попробовать выдвинуть обвинения. – Он вздрагивает. –
Я не... я не могу это сделать. После всей истории с Нилом. – Он раздавливает еще один
кусочек мармелада.
– Ты уничтожаешь лучшие кусочки, – говорю я.
Мэтью смотрит на цветную размазню в ладони.
– О. Прости. – Он вытирает руку о джинсы. – Она спросила, не против ли я, если
она отошлет жалобу в Управление по делам семьи и детей. – Пауза. – Я сказал, что это
будет правильно. Я так думаю.
Но он в этом не уверен. Я это слышу.
– Все будет в порядке, – говорю я. – Мама об этом позаботится.
Он снова замолкает. Мы хрустим хлопьями. Я думаю о Деклане, который сейчас в
больнице знакомится со своим малышом – братом. О том, как сильно наши жизни
изменились за последние двадцать четыре часа.
– Можно попросить тебя кое о чем? – спрашивает Мэтью.
– Все что угодно.
Кажется, он потрясен, но лишь на мгновение.
– Если вдруг я сделаю что-то не так, что заставит их отказаться от меня, ты мне
скажешь об этом?
Я откладываю ложку. Хлопья размокли, и я все равно только устраиваю
беспорядок.
– Ты не сделаешь ничего такого, что заставит маму и папу отказаться от тебя, Мэтью. Они не такие.
– Ну... на всякий случай.
– Ладно. – Я несу миску к раковине. – Что-нибудь еще?
– Нет. – Он медлит. – Может быть.
– Что?
– Ты не мог бы называть меня просто Мэттом?
Глава 46
Эмма
День сегодня такой же потрясающий, как и вчера: тепло и солнечно. Я сплю до
полудня.
Когда я просыпаюсь, в моей комнате, свернувшись клубочком у моей кровати, лежит Текси.
Мама вернулась за ней. Она вернула ее. Только ради меня.
Я сажусь на пол и плачу в собачью шерсть. Лицо болит, и я уверена, что у меня
огромные синяки. Стыд колет меня в бок. Я не могу от этого избавиться.
Я была такой глупой. Такой идиоткой.
Мама оставила мне записку.
«Уехала смотреть квартиры. Дай мне знать, если хочешь, чтобы я вернулась и
взяла тебя с собой. Нам следует принимать решение вместе.
Может быть, сегодня ты могла бы показать мне игру, которую ты разработала.
Я бы очень хотела увидеть, что ты создала.
Люблю,
Мама».
Это вызывает новый поток слез.
В конце концов мне нужно принять душ и почистить зубы. Чистка зубов
оказывается на такой болезненной, как я ожидала. Большая часть боли скопилась с одной
стороны лица. Я распускаю волосы и позволяю обрамлять мое лицо, так что со стороны
вовсе и не догадаешься, что вчера меня избил парень.
Я отворачиваюсь от зеркала, пока воспоминание не вызвало новый раунд слез.
Вчера мама сдала все мое компьютерное оборудование полиции. Тогда я хотела, чтобы оно осталось у них. Все казалось испорченным.
Но сейчас мне бы хотелось выйти в Интернет.
И тут я снова осознаю, что пытаюсь спрятаться.
Я свищу Текси.
– Идем, Текс. Пора на прогулку.
* * *
Возможно, он еще не вернулся из школы, но, возможно, его мама позволит мне
подождать его внутри. Мы с Текси взбираемся по ступенькам переднего крыльца и я мягко
стучу в дверь.
Рев открывает дверь.
В футболе с короткими рукавами.
И с гипсом на руке.
– Эмма. – Его голос глубокий и нежный, и я хочу, чтобы он повторял мое имя снова
и снова. Он выглядит таким же удивленным, как я себя чувствую. Шок заставляет меня
отступить на шаг. Мама не упомянула эту деталь, после того, как разговаривала с мамой
Рева.
– Ты... ты сломал руку?
Он морщится.
– Вообще– То, запястье. – Он смотрит на меня. – Ты в порядке? Тебе разве можно
выходить гулять?
– Мне сделали томографию. Сотрясения нет. Просто синяки. Я приняла Адвилл.
– О.
