Хорошо. – Рев поднимает руку в гипсе. – У меня всего лишь небольшая
трещина. Все не так плохо.
– Значит, мы оба просто немного сломаны.
Его рука снова опускается вдоль тела.
– Думаю, мы и раньше были.
Я сглатываю.
– Да.
А затем мы стоим молча так долго, что я начинаю чувствовать себя по-идиотски.
Текси шагает вперед и трется об руку Рева. Он чешет ее за ушами, в то время как она, свесив язык, смотрит на меня. Рев все еще молчит.
Может быть, мне стоит уйти.
– Не хочешь зайти? – спрашивает он.
– С собакой?
– Конечно.
Он широко распахивает дверь. Текси тут же проходит внутрь, цокая когтями по
плитке.
Приемный брат Рева появляется вверху лестницы.
– О, мило. Собака.
Текси гавкает на него, но он сбегает вниз по лестнице, чтобы погладить ее, и она
тут же становится его лучшим другом.
– Идем, – говорит Рев. Он берет меня за руку.
Его пальцы теплые и уверенные, когда он ведет меня вверх по лестнице.
– Эй, Мэтт, составь собаке компанию, ладно?
Текси уже пытается запихнуть свою массивную тушу Мэтту на колени.
– Конечно, – отвечает он.
Я удивлена, когда Рев ведет меня в свою комнату. Впрочем, он оставляет дверь
открытой и подводит меня к кушетке.
– Может быть, нам сесть спина к спине? – говорю я. Внезапно, я начинаю
нервничать, беспокоясь, как действовать дальше.
– Нет. Лицом к лицу. – Он садится, скрестив ноги, так же, как и тогда на скамейке
перед церковью. Гипс ложится ему на колени – четкое напоминание того, как много вчера
пошло не так.
Я сажусь более осторожно. Большинство моих мускулов болят.
– Рев. – Я медлю. – Я хотела поблагодарить тебя... за... за то, что ты сделал...
– Тебе не нужно благодарить меня. – Его голос тихий. Надломленный. – Я чувствую
себя виноватым, что не ответил тебе раньше. Если бы я позвонил... – Он прерывается. –
Это не оправдание, но у меня было много забот.
– Мне не стоило срываться на тебя, когда ты спрашивал меня об Итане. – Я
сглатываю. – Это не оправдание, но и у меня было много забот.
Его глаза ясные, неловко смотрящие на меня.
– Я знаю, Эмма.
Каждый раз, как он произносит мое имя, я вздрагиваю.
– Ты единственный человек в моей жизни, который не разочаровывает меня все
время. Я не... я не знала, как к этому относиться. Так что... извини.
– Не извиняйся. – Он протягивает руку, чтобы убрать волосы с моего лица. – Я
знаю, каково это, когда ты думаешь, что тебе некому довериться.
Я закрываю глаза и наслаждаюсь его прикосновением.
Но Рев убирает руку.
– Эмма... то, что ты сказала мне вчера об Итане. Когда ты спросила меня, ревную
ли я...
– Я не имела это в виду. Прости. Между мной и Итаном никогда ничего не было.
Все это... все это было притворство. Я просто искала кого-нибудь, на кого можно было бы
положиться.
– Знаю.
– И я знаю, что ты не ревновал. Я знаю, что ты беспокоился.
– Нет... – Он морщится. – Нет, я беспокоился. Очень беспокоился. Особенно, когда
я увидел, насколько эти сообщения безумны. – Он делает паузу. – Но до того... возможно, я
и ревновал. Немного. И я не осознавал до вчерашнего дня, что когда я говорил о том, что
все происходит по определенной причине и ждал какого-то особого знака свыше, на
самом деле все, что мне нужно было сделать, это перестать беспокоиться о том, поступаю
ли я правильно, а просто спросить тебя.
Я таращусь на него.
– Рев...
– Эмма?
– Да?
– Ты хочешь пойти на Весенний Бал?
У меня перехватывает дыхание и я чуть не начинаю хохотать.
– Ты хочешь, чтобы наше первое свидание было на школьных танцах?
Его щеки чуть розовеют.
– Ну. Я собирался спросить, не хочешь ли ты поесть куриные наггетсы у церкви, но это показалось мне таким старомодным...
Я хихикаю.
– Согласна на то и другое.
Рев снова гладит мою щеку. Я накрываю его ладонь своей, и не забываю о гипсе.
Я опускаю его руку и провожу пальцами по внутренней стороне его ладони.
– Не могу поверить, что ты сломал запястье, – говорю я. – Ты так сильно ему
врезал?
– Я хотел врезать ему еще сильнее.
– Болит?
– Вчера мне хотелось отрезать себе руку. Сегодня уже получше.
Я поднимаю на него взгляд.
– Можно мне подписать его?
Рев улыбается.
– Конечно. Думаю, в столе найдется пара маркеров.
Там находится три штуки. Красный, синий и черный. Я склоняюсь над рукой Рева.
– Тебе важно, что я напишу?
– Не-а. Можешь написать или нарисовать все, что хочешь.
Я прижимаю синий маркер к гипсу. Он гладит мои волосы, пока я пишу, и это так
приятно, что мне хочется оставить на его гипсе целую поэму.
Но затем я останавливаюсь и смотрю на него.
– Что значит Рев? Ты начал мне рассказывать, но так и не сказал.
– О. – Он снова краснеет и отводит взгляд.
– Это из Библии? – спрашиваю я. – Типа... Книга Апокалипсиса или что-то в этом
роде?
– Нет. – Рев улыбается. – Но попытка хорошая.
В его комнате так тихо, а
