спасительную темноту…
…Нет, это не ад и не рай. Опять автомобиль. Щека прижата к холодному стеклу — приятная чудесная прохлада… Нет, слишком холодно, холодно. Антония скорчилась от озноба, лязгая зубами.
— Это у тебя от страха. Ты жива, девочка, — сказал мужчина, сидящий за рулем. — А я не Архангел Гавриил. Хлебни вот это.
Он протянул ей плоскую фляжку со спиртным. Тони сделала глоток и чуть не задохнулась — рот и горло обожгло — не менее шестидесяти градусов! Но теперь она могла осмотреться — незнакомец в глубоко надвинутом клетчатом кепи не спешил представиться. Они выехали на освещенные ночные улицы, и вскоре остановились — Антония узнала «свой» дом.
— Выходим. Я с тобой. — Сопротивляться и спорить не имело смысла. Тони попыталась выйти из машины, но колени подкосились и она рухнула на руки своего спасителя.
— Так не годится, милая. Держись за меня и скорее в дом.
Разбуженный Джо с открытым ртом проследил как неуверенно топала с незнакомым кавалером явно подвыпившая жилица. А ведь производила впечатление настоящей ученой дамы. Вот ведь — никогда нельзя быть уверенным в женщине!
Пока спаситель старательно проверял замки в захлопнувшейся за ими двери, Тони медленно осела на ковер и свернулась в клубок. Сознание, что смерть прошла совсем рядом, лишь задев своим черным крылом, согревало блаженным, расслабляющим теплом. Мужчина нагнулся, крякнув от усилия, поднял её на руки и с трудом дотащил до постели.
— Стар я для такого балета, голубка, — он присел рядом, сунул под язык какую-то таблетку и закрыл глаза, укрощая боль в сердце. Но Антония уже вскочила, уже обнимала его, озаренная всполохом узнавания. «Артур! Милый мой, живой Артур!»
— Стоило пожить, чтобы вытащить тебя из этой переделки. Ты что, и вправду шпионка, Тори? — он говорил сквозь зубы, не отвечая на её радостные вопли и ласки.
— Да открой ты глаза, старый хрыч! Это же я — твоя Карменсита! — Тони встряхнула Артура за плечи и с неизведанным ещё восторгом наблюдала за радужной сменой чувств, озаряющих его обрюзгшее, посеревшее лицо: недоверие, узнавание, удивление, радость, испуг!
— Артур! — она прижала его голову к своей груди. — Милый мой старикан. Дорогой мой друг — я так счастлива, что мы опять вместе!
Первый раз Антония видела, как плакал Шнайдер: беззвучно, закусив губы и посапывая, он ронял на воротник бледно-голубой рубашки тяжелые слезы.
Чуть позже, после лавины беспорядочных вопросов с обеих сторон, примачивания ушибов на теле пострадавшей, Шнайдер перешел к обстоятельному рассказу. Тони, переодевшись в пижаму Виктории и прижимая мокрое полотенце к вспухшей, ободранной скуле по-турецки устроилась на полу. Ныло предплечье в том месте, где расплывался огромный синяк с явно обозначенными отпечатками трех пальцев, под ребром кололо, стоило только поглубже вздохнуть. Кроме того, она не хотела пугать Шнайдера расчесыванием волос, помня, как один их нападавших тащил её по траве, и опасаясь теперь лишиться части своей шевелюры. Эта проблема периодически вспыхивала в жизни Тони её чудесные подаренные Динстлером кудри не хотели держаться на своем месте. Находящийся в эйфорической приподнятости Артур не замечал, что из рассеченной губы сочится кровь, пресекая все попытки Антонии помочь ему.
— Оставь, детка. Дай хоть немного побыть героем. Ведь я чувствовал себя таким дерьмом!.. Тогда прямо с похорон Динстлера я сбежал. Как зверь искал нору, чтобы забиться в неё и сдохнуть. Приобрел даже какие-то таблетки. Но вспомнил про Роми. Купил лошадку, паровоз, ещё чего-то сладкого, и двинул в Кентукки. Стою у забора знакомого домика, как дворняжка, в окна заглядываю. Выйдет, думаю, законный отец семейства и пришибет еще, да и Люси достанется. И правда, выходит, молоденький такой, ушастый, любезный: «Вам, говорит, кого надо?» — «Люси Паркер. Вместе в школе учились», — отвечаю и коробки с игрушками за спину прячу. — «Мам, крикнул он в дом. — К тебе школьный дружок пришел!» — и калитку передо мной распахнул. Мой Роми Ромуальдос. Семнадцать лет… А Люси так без мужа и осталась…
Не отравился я, значит, запил. Уж и не помню, как вышло — ни дня, ни ночи не замечал. А Люси за мной как мать ухаживала. И вправду, мать толстая такая, вислозадая и двойной подбородок чуть не до груди висит, добрый такой, мягкий… И что же ты думаешь, голубка? Нашел меня человек один. Люси другом моим представился и захлопотал — отпоил таблетками, в чувство привел, и говорит: «Вы, господин Шнайдер, не из числа моих поклонников. Я не питаю иллюзий на этот счет. Но зато мне не безразлична Виктория Меньшова-Грави. И ещё кое-кто, но это неважно… А посему, считаю необходимым прояснить ситуацию.
Известный вам господин Кассио, как уже поняли, не счел нужным при беседе изложить полную информацию, к тому же он ею и не располагает. Вас сознательно ввели в заблуждение, оклеветав русскую девушку. Виктория родная внучка Брауна, а сам господин Браун давнишний недруг Кассио. Уж не стану вам объяснять, кто из них прав, кто виноват с точки зрения прогресса и справедливости… Но сейчас к мадемуазель Меньшовой направляются джентльмены с совершенно неблаговидной целью. Если вы, Артур, хотите отыграться, хорошо бы успеть опередить ребят. Печальная может выйти история…»
Я тогда не очень-то соображал, да и теперь не понимаю, почему этот парень ко мне явился, если ему Виктория так дорога, вместо того, чтобы самому её защитить или обратиться в полицию. Я адресок здешний записал и срочно прибыл. Портье говорит — мисс Меньшова недавно уехала, а здесь для вас записка оставлена. Читаю — адрес скверика, где тебя нашел, да ещё приписка: «Поторопитесь». И не подумал ведь, что ловушка снова какая-то, помчался, как сумасшедший. — Шнайдер взял Тони за руку. — Эта Виктория передо мной маячила, словно Юлька тогда на своем голубеньком велосипеде… Только теперь кинулся я наперерез — и ведь успел! Успел, черт возьми! Просто не надо ничего бояться… Видишь, как просто… — Артур посмотрел на Тони заблестевшими глазами, ставшими вдруг ярко-голубыми и победно-юными. А ведь я и впрямь спас тебя, Тони!
— Ты классно разыграл мяч, старикан, мастерски. А кто же сделал пас? Выходит, наш неизвестный доброжелатель рассчитал все точно и на два хода вперед. — Задумалась Антония. — Это человек Брауна или Хартли?
— А вот этого я так и не понял, детка.
…Как всегда после крепкого кофе Шнайдер быстро заснул. Тони заставила его лечь на кровать, а сама долго сидела рядом, пытаясь осмыслить происшедшее. Но ничего не выходило — мысли разбегались, как бусины с лопнувшей нити. Одно было несомненно — она сваляла дурака, попавшись на
