было вчера, — говорит Марчиано Баптиста, одноклассник Питера, старшего брата Брюса. — Американцы сделали очень глупую вещь, отдав острова Сенкаку Японии. Китайцы всего мира, как бы они ни называли себя, каких бы убеждений и политических предпочтений они ни держались — все они поддерживали Китай в Сенкаку. Одна из бед Гонконга заключается в том, что у нас никогда не было национальной принадлежности до 1971 года, когда нам пришлось выбирать. У нас появилась китайская идентичность, потому что они отдали острова кому-то другому».
Брюс сделал для китайской психики больше, чем добрый десяток политиков и мучеников. Брюс возродил чувство гордости и буквально заставил своих соотечественников встать на ноги, кричать и аплодировать в сотнях кинотеатров.
В обстановке растущего этнического национализма Брюс героически защищал китайских рабочих в «Большом боссе», и китайцы любили его за это. В своем следующем фильме, «Кулак ярости», он сделает этот национализм явным, за что публика полюбит его еще больше. Но сперва ему пришлось вытерпеть персональное и одновременно очень публичное унижение со стороны американцев.
Брюс не терял времени и использовал успех «Большого босса», чтобы вернуться в Голливуд. На следующий день после премьеры он написал письмо Теду Эшли, увеличив требования по сделке на создание «Воина». «В дополнение к нашему предыдущему соглашению у меня должно быть как минимум 4 месяца отпуска в году, чтобы сниматься в Гонконге, — писал он. — Более того, я должен участвовать и в съемках сериала, и мерчандайзинге».
В интервью англоязычному «Сандей Пост-Геральд», датированном 21 ноября 1971 года, Брюс обсуждал проект «Воин»: «Я в течение недели узнаю, состоится ли эта сделка. Если да, то я вернусь в Голливуд, — сказал Брюс. — Это действительно причудливая серия приключений о китайском парне, который в 1860 году зажигает на Диком Западе. Понимаете? Все эти ковбои на лошадях с оружием, а тут я — с длинной бамбуковой палкой. Это будет очень необычно. Сейчас вся загвоздка заключается вот в чем: в Голливуде сидит много людей, которые пытаются решить, готова ли американская телевизионная аудитория к восточному герою. Мы можем столкнуться с ненормальной реакцией из мест вроде Глубокого Юга[99]».
25 ноября 1971 года Брюсу позвонили из «Уорнер Бразерс». Это был двойной удар плохими новостями под дых. Поскольку студия могла принять в производство только один вестерн с главным героем-азиатом, они выбрали «Кунг-фу» и отказались от идеи «Воина». И звездой они собирались сделать Дэвида Кэррадайна, а не Брюса Ли. Потеря главной роли и контракта на сценарий за один звонок стала горькой таблеткой, которую нужно было проглотить. «Он был в высшей степени разочарован, — говорит Линда. — В то время наше финансовое положение было не из лучших. Так что эти деньги нам бы очень пригодились».
Гонконгская пресса назвала Брюса «человеком, который живет посреди Тихого океана» — в то время этим термином называли всех прозападных китайцев. Это была подходящая фраза. Брюс хотел оседлать земной шар — довести западный профессионализм до фильмов в Гонконге и китайскую культуру до американского телевидения. Однако он мог застрять посреди океана без возможности позвонить домой. Его не взяли в «Кунг-фу» из-за сильного акцента. Он беспокоился, что для зрителей в Гонконге он был слишком западным. «В „Большом боссе“ были сцены, в которых мне казалось, что я не являюсь китайцем в достаточной мере, — говорил Брюс. — Мне приходилось приспосабливаться».
Попадание между двумя культурами было темой, которая привлекла самого популярного журналиста канадского телевидения Пьера Бертона, когда он приехал в Гонконг в поисках подходящего объекта для интервью. Бертон обнаружил, что все говорили о ранее не известном актере, который только что побил рекорд сборов в Гонконге и хвастался, что собирается стать первой восточной звездой в американском сериале.
Чтобы представить Брюса, Бертон описал его как человека, раздираемого между Востоком и Западом: «Брюс Ли сталкивается с реальной дилеммой. Он находится на пороге славы в Соединенных Штатах и ждет будущего сериала, но уже добился звания суперзвезды кино здесь, в Гонконге. И как же он делает выбор между Востоком и Западом? Такая проблема может быть хорошо знакома начинающим актерам».
Здесь Брюс, должно быть, понял, что столкнулся и с другой дилеммой. Не зная, что «Воин» уже отвергнут, Бертон намеревался сделать тему будущего сериала центральной в интервью продолжительностью в двадцать пять минут. Брюс должен был решить: признаться в том, что у него уже нет американского сериала на горизонте или пытаться уклоняться от темы.
В первой половине интервью Бертон углубился в другие вопросы, но затем вернулся к главному.
— Есть большая вероятность того, что ты получишь собственный сериал в Штатах под названием «Воин». Это тот самый, где ты используешь боевые искусства в атмосфере вестерна?
Сначала Брюс пытался избежать этого вопроса, подняв другой телевизионный проект:
— Ну, это была оригинальная идея. «Парамаунт» — я снимался для них в «Лонгстрит» — хочет, чтобы я сделал телесериал. С другой стороны, «Уорнер Бразерс» тоже предложили мне сняться. Но обе студии, я думаю, ждут, что я модернизирую идею вестерна, которая явно устаревает. Однако я хочу…
— Ты хотел вестерн, — перебил его Бертон, прежде чем снова надавить. — Ты собираешься остаться в Гонконге и быть знаменитым, или ты поедешь в Штаты, чтобы стать знаменитым, или ты попытаешься погнаться за двумя зайцами сразу?
— Я собираюсь попытаться сделать то и другое, потому что, видите ли, я уже решил, что должен показать восточных людей. Я имею в виду, что в сериалах и фильмах должны быть показаны настоящие люди с Востока.
— Уверен, Голливуд еще не показывал такого, — согласился Бертон. — Позволь спросить, однако, о проблемах, с которыми ты сталкиваешься как китайский герой в американском сериале. Кто-то в индустрии задал вопросы о том, как публика примет неамериканца?
— Ну, такие вопросы поднимались. Точнее, обсуждаются и сейчас, поэтому «Воин» и не выйдет — причина именно в том, что такие проблемы существуют в мире, — признал наконец правду Брюс. — Они считают, что с коммерческой точки зрения это большой риск, и я не виню их. Если бы в Гонконге иностранец пришел и стал звездой, а я был бы человеком с деньгами, то, вероятно, тоже переживал бы за то, примут его или нет.
— Ты все еще думаешь о себе как о китайце или когда-нибудь думал как о североамериканце? — Это был последний вопрос Бертона.
— Знаешь, как я хочу думать о себе? Как о человеке, потому что я не хочу звучать как Конфуций, но все же — под небом есть только одна семья. Просто так случилось, что
