нее непредвзято сейчас, спустя двенадцать лет. Спросила, не изменил ли я своего мнения о том, что это убийство, а не несчастный случай.
— И вы?…
— Я сказал, что сейчас уверен в этом так же, как и тогда. После этого нас разъединили, но она почему-то не перезвонила. А что, вы знаете эту корреспондентку?
— Думаю, что знаю, — медленно ответил Ричардc и, поблагодарив собеседника за ценную информацию, повесил трубку.
Да, Сэди Дэвис оказалась весьма последовательной и изобретательной в своем желании узнать правду о себе и своей матери. Ну что ж, теперь она ее знает, хотя это-горькая правда, и к тому же, возможно, только лишь часть ее. Да и кто, может сказать, что знает всю правду?
На другом конце города, в неряшливой двухкомнатной квартирке большого муниципального дома стоял, опустив голову, Эндрю Корф и вспоминал ту далекую ночь, когда он на собственную беду пробрался на участок Фреда Дэвиса и заглянул в окно спальни.
В то лето в его жизни случились два очень важных события: он наконец стал сержантом полиции и, что было гораздо важнее, добился взаимности Бэт Таруотер, в которую был влюблен уже целый год. В то лето Бэт исполнилось восемнадцать и она была чертовски хороша со своими короткими выгоревшими до белизны волосами и светлыми серыми глазами, словно светившимися на загорелом, всегда улыбчивом лице. Она увлекалась скалолазанием, как и ее старшая сестра Мери. Проезжая на патрульной машине мимо дома Дэвисов, где Бэт жила с шестнадцати лет, Эндрю видел, как она поднималась "враспорку" между двумя рядом растущими перед домом вязами. На высоте 12–15 футов одно из деревьев чуть отклонялось в сторону, и Бэт буквально садилась в воздухе на шпагат, упираясь ногами в оба ствола. У Эндрю сладко замирало сердце, когда он видел распятую в воздухе, напряженную как струну, фигуру Бэт.
Эндрю был влюблен в нее так, как не влюблялся никогда и ни в кого. Эта девчонка, младше его на восемь лет, помыкала им, как хотела, и еще хохотала, когда он, пытаясь забраться вслед за ней на какую-нибудь небольшую и безобидную с виду горушку, застревал на крутом склоне, не в силах забраться выше и не умея спуститься вниз. Он лежал почти вертикально, распластавшись на холодном теле скалы, вцепившись в нее пальцами, ступнями, коленями, и молил Бога, чтобы Элизабет поняла его состояние и вытащила его к себе наверх за страховочную веревку. Но Бэт, не желая поощрять иждивенчество в спорте, помогала ему только при спуске, но не при подъеме. Он оставался у подножия каменной стены, чувствуя, как от недавнего напряжения и пережитого страха дрожат руки и ноги, а Бэт, этот загорелый бесенок, отстегнув страховку, лезла вверх, пока не скрывалась за каким-нибудь скальным гребнем. Тогда Эндрю один возвращался домой и клялся, что больше никогда не пойдет на это издевательство над самим собой. Но наступало следующее воскресенье, и он опять тащился вслед за своей любовью в горы. Несколько раз бедный влюбленный предпринимал робкие попытки обнять Элизабет и поцеловать, но она сразу становилась такой напряженно-холодной и чужой, что он решил отложить это на после свадьбы. В то, что Бэт согласится стать его женой, молодой сержант верил, как в нечто, само собой разумеющееся, хотя разговора о свадьбе до сих пор между ними не возникало. Наверное, подсознательно Эндрю все же боялся получить категорический отказ, боялся отпугнуть свое счастье, а он действительно был счастлив в то лето. До той июльской ночи, будь она проклята!
Эндрю Корф тогда задержался в полицейском участке часов до двенадцати и, возвращаясь с работы, решил проехать мимо дома Дэвисов, чтобы хоть издали посмотреть на окно любимой. Он знал, что Мери сегодня улетела в Нью-Йорк консультироваться с очередным медицинским светилом, значит, Бэт будет ночевать в ее спальне, чтобы присматривать за маленькой племянницей. Детская примыкала к спальне миссис Дэвис, и во время ее визитов к врачам в Нью-Йорк или Филадельфию Бэт всегда спала в постели сестры.
Проезжая мимо большого дома Дэвисов, Эндрю вдруг увидел, что крайнее окно справа на втором этаже слабо освещено. "Наверное, Бэт читает в постели", — решил Эндрю, и непреодолимое желание увидеть ее подтолкнуло его к поступку, на который в Мильтауне, славящемся своими пуританскими нравами, мог отважиться только влюбленный. Он вышел из машины, перелез через ограду, окружающую участок, и, крадучись, пошел к дому.
Два рядом растущих могучих вяза, которые Бэт использовала для своих тренировок, находились чуть в стороне от светящегося окна, но протянувшаяся вправо толстая ветвь почти доставала до него. С минуту сержант колебался, поглядывая вверх на раскрытое настежь окно, потом, решившись, начал осторожно взбираться на дерево, пачкая новенькую светлую форму о шершавую кору вяза. Взгромоздившись наконец на облюбованную ветвь, он понял, что добраться по ней до светящегося окна будет совсем не легко. Ветвь шла почти горизонтально, поэтому по ней можно было либо просто идти без всякой опоры, либо передвигаться, сев на нее верхом, чему мешали торчащие в стороны ветви и засохшие сучья. В нерешительности Эндрю Корф начал было думать, не отказаться ли ему от своей безрассудной затеи, но в этот момент из раскрытого окна донесся явственный стон. Вздрогнув от неожиданности, сержант машинально дотронулся до кобуры служебного револьвера у себя на бедре. Что это было? Или ему почудилось? Но тут опять донесся стон, еще более явственный. Стонала женщина, стонала так, как это бывает только в момент нечеловеческой муки или наивысшего наслаждения, когда человек перестает контролировать себя и протяжный звук срывается с плотно сжатых губ.
Не раздумывая больше ни секунды, Эндрю Корф двинулся вперед по качающейся ветви, осторожно балансируя руками. В его голове проносились кошмарные видения. Может быть, в дом залезли грабители, ранили Бэт, и сейчас она лежит умирающая в луже крови? А может быть, у нее какое-то ужасное горе, и она сейчас сдерживает рыдания, чтобы не разбудить маленькую племянницу?
Страшась того, что может увидеть, сержант добрался до окна, в котором под свежим порывом ветерка развивалась легкая занавеска, и замер, вцепившись правой рукой в какой-то сук и глядя в комнату. Прямо перед ним поперек широкой кровати на скомканных простынях сплелись в объятиях два обнаженных тела мужчины и женщины. В мужчине Эндрю узнал Фреда Дэвиса, а его партнерша. На мгновенье он подумал, что все же ошибся, что эта женщина с запрокинутым напряженным лицом, с полуприкрытыми, ничего не видящими глазами и закушенной, словно от боли, нижней губой — эта женщина показалась ему какой-то незнакомой, никогда
