Юлия Гай
Лучшая подруга
Вечереет. Очередной суматошный летний день подошел к концу, и люди торопятся закончить дела и лечь спать: утро в деревне начинается рано. Лишь неугомонная молодежь словно забыла о сне: то и дело вечернюю тишину разрывает звонкий девичий смех или рев мотоцикла, несущегося к приземистому зданию на окраине деревни – сельскому клубу. Молодежь собирается на танцы.
У калитки, возле маленького домика, полускрытого густо разросшейся черемухой, стоят девушка и молодой человек.
– Сереж, за что ты со мной так?
Вопрос остался без ответа. Сергей продолжал курить, даже не глядя на стоящую перед ним девушку. Та, последним усилием воли сдержав слезы, снова заговорила:
– Ты же сказал, что любишь меня… Замуж звал…
– Передумал.
– Что?..
Сергей, наконец, отбросил окурок и посмотрел девушке в глаза:
– Ты оглохла? Я передумал. Ты больше меня не интересуешь.
Он отвернулся и, сунув руки в карманы, пошел прочь. Девушка еще несколько мгновений смотрела ему вслед, потом, спрятав лицо в ладонях, села на крыльцо и разрыдалась. Но спокойно выплакаться ей не дали. Хлопнуло окно и раздался звонкий мальчишеский голос:
– Мам, а Дашка снова ревет! Дашка – нытик, рева-корова!
– Отвяжись от сестры, не видишь – ее хахаль бросил!
В пьяном женском голосе слышалось не сочувствие, а скорее злорадство.
– Спасибо, мамочка, за поддержку!
Девушка вскочила и бросилась бежать по узкой тропинке, ведущей через поле к реке. Там, на крутом угоре, она наконец остановилась и отдышалась.
Сергей начал ухаживать за ней еще ранней весной, но только в начале лета она поддалась на его уговоры и согласилась с ним встречаться. Слишком много девушек и в деревне, и в соседнем поселке заставил он плакать. Слишком часто о нем говорили, как о жутком бабнике. Каким счастливым он казался, когда она впервые разрешила проводить себя домой после дискотеки! Она даже подумала, что пришел конец его подвигам бабника, что он встретил свою единственную и неповторимую. Ее. Как же глупа она была!
Даша опустилась в траву и села, обхватив руками колени. Плакать больше не хотелось. Первый шок прошел, осталась лишь легкая грусть.
Словно ветер прошептал в траве:
– Даша!
Девушка вздрогнула. Она и не заметила, что солнце уже село и наступила светлая летняя ночь.
– Даша!
Шепот раздался уже ближе. Даша обернулась и увидела тонкую фигурку, словно плывущую через море высокой травы. Полностью погруженная в свои мысли, она даже не сразу узнала ее. Лишь когда девушка подошла совсем близко, Даша вспомнила:
– Алена? Откуда ты здесь?
Девушка улыбнулась и села на траву рядом с Дашей:
– Из города. В отпуск приехала, к бабушке. Ты не узнала меня? Неужели я настолько изменилась?
Даша смутилась:
–Столько лет прошло…
Алена рассмеялась:
– Всего семь лет! По-моему, ты за это время изменилась гораздо сильнее: когда я уезжала, ты еще совсем девчонкой была, только-только на танцы бегать начинала. А теперь вон в какую красавицу выросла! Наверняка от женихов отбоя нет!
На глаза Даши снова навернулись слезы. Алена обеспокоено посмотрела на нее:
– Что случилось?
– Он бросил меня…
– Кто?
– Сережка… Сказал, что я ему надоела…
– Какой Сережка? Уж не Семенов ли?
Даша кивнула и разрыдалась. Алена обняла ее за плечи:
– Успокойся. Даю тебе слово, что через месяц он в ногах у тебя валяться будет, а ты еще подумаешь, простить ли его. А сейчас… Пойдем-ка на танцы. Посмотрим на местного донжуана!
Даша вскочила на ноги:
– Пойдем! Только… Блин…
– Что такое?
– Мне домой зайти надо: накраситься, переодеться. А там мама с братом еще не спят. Опять доставать меня будут. Может, как-нибудь в другой раз?
Алена нахмурилась:
– Другого раза может и не быть. Я еще не знаю, сколько здесь пробуду. Вот что: давай ко мне заскочим! Мои вещи должны тебе подойти, подберем что-нибудь и накрасим тебя. Хотя, на мой взгляд, ты и сейчас прекрасно выглядишь!
Хутор, где жила бабушка Алены, Василиса Сергеевна, или баба Вася, как звали ее в деревне, находился совсем недалеко, отделенный от деревни неглубоким оврагом да зарослями молодого березняка. То есть, если идти ровной дорогой, через поле, то пришлось бы потратить около часа. А вот если перелезть пару заборов, да перейти по узенькому бревнышку ручей, то и двадцати минут вполне достаточно. Девушки, конечно же, выбрали короткую дорогу.
– Даш, ты не шуми только, бабушка спать уже легла. Она в последнее время неважно себя чувствует, почти все время спит…
Даша передернула плечами: несмотря на теплый летний вечер, от дома тянуло холодом и сыростью.
– Я думала, ты сегодня только приехала…
Алена тихонько рассмеялась – как горсточка серебряных монеток рассыпалась – и тут же зажала себе рот ладошкой.
– Нет, просто в деревне еще не появлялась, бабушке помочь надо было. Она без меня так постарела, совсем одной ногой в могиле стояла… Еще бы немного – и я б уже не успела.
– Не успела – что?
– Увидеть ее, конечно.
Даша сорвала тонкий стебелек травы, дожидаясь, пока подруга откроет тяжелую дверь дома. Сколько она помнила – дверь всегда открывалась с противным скрипом, сегодня же она открылась совершенно бесшумно, обдав девушку очередной волной холода.
– Знаешь, Ален… Ты только не обижайся. Тут по весне слухи пошли, что умерла ты. То ли убили, то ли в больнице – никто толком не знал. Вот после этого баба Вася и слегла.
Алена отмахнулась:
– Знаю. Случилось там… Много всего случилось. Потом расскажу как-нибудь. А сейчас – тихо!
На цыпочках девушки пробежали темные сени и по деревянной лестнице поднялись на чердак: там, в крохотной комнатке с единственным окошком, сейчас плотно занавешенным, и жила Алена, когда приезжала в гости к бабушке.
Даша в нерешительности остановилась на пороге: в комнате было совершенно темно. Ее подруге темнота, видимо, ничуть не мешала: из глубины комнаты доносился еле слышный шорох, скрип и позвякивание. Наконец вспыхнул слабый огонек: Алена поставила на столик старую керосиновую лампу и обернулась к Даше. В слабом свете глаза девушки отливали серебром.
– Проходи, присаживайся. У меня с проводкой что-то, пока еще руки не дошли починить.
Даша прошла в комнату и присела на край узенькой кровати. Алена увлеченно рылась в шкафу, чуть не ежесекундно вынимая что-то из его глубины, и бросая это на кровать. Как ни странно, получалось это у нее практически бесшумно. Наконец она прикрыла дверцы шкафа и вернулась к подруге, критически оглядывая то ее, то ворох одежды
