А что, если он догадается? Вдруг Мудрец обнаружит, в чем заключается тайна корбала, как поняла это когда-то Атайя? Брандегарт ухватится за эту возможность, словно жадный ребенок, вырывающий из рук взрослых сладости, и направит свою силу адепта по тропам корбала, управляя огромной магической силой, которая в конце концов приведет его к самоубийству. Что ж, в любом случае он умрет. Атайя надеялась только, что доживет до этого и увидит завершение своих трудов.
— Ты так страстно желаешь заполучить корону, — сказала принцесса, видя, что Мудрец медлит с ответом, — вот она, перед тобой. Возьми ее. Но прими вместе с ней и все остальное. Корона — не только символ власти и могущества, она требует ответственности и готовности рисковать… и даже отдать жизнь, если потребуется, — прибавила Атайя, бросив многозначительный взгляд на безжизненное тело Дарэка. — Если ты не готов принять все это — ты недостоин короны.
Однако Мудрец больше не слушал ее с почтением. Благоговение сменилось подозрительностью. Мудрец поднялся на ноги и дерзко погрозил принцессе пальцем.
— Нет! Я не приму твой вызов. Все это обман, слышишь? Обман! Ты говоришь, что в короне заключена сила, на самом же деле ты просто хочешь ослабить мою защиту и, словно слепого, привести к собственной смерти! Ты ревнуешь меня! Просто ревнуешь! Именно мне суждено сидеть по правую руку Господа, поэтому ты пришел сюда, чтобы обманом заставить меня отказаться от величайшего успеха моей жизни, которая станет величайшей победой Господа на этой земле!
Атайя отпрянула, величественные крылья вздрогнули в искреннем изумлении.
Да уж, действительно, ваша светлость, вашу гордость и тщеславие просто не с чем сравнить. Даже если бы сам Господь отверг вас, вы все равно скулили бы, словно испорченный ребенок, требуя доказательств.
Корона между тем продолжала сиять, как полная луна, в руках архиепископа. Люкин только сейчас смог собрать свои разрозненные мысли и осознать, что происходит: его бесценное оружие, предназначенное для убийства, стало причиной этого пышного зрелища и средоточием силы Атайи. Словно корона несла в себе источник заразы, Люкин быстро уронил ее в ящик и захлопнул его, оставляя бесценный предмет в темноте.
Атайя испытала потрясение, словно от тела отделили конечность. Опьянение силой, хлынувшей по венам, ушло в один миг, оставив тело пустым, словно шелуха. Резкий переход из одного состояния в другое заставил принцессу онеметь словно парализованную, как будто ритмические любовные движения внезапно обернулись смертельными конвульсиями. Без поддержки короны прекрасное создание принцессы взорвалось резким и ослепляющим светом и разлетелось на мелкие кусочки, словно витражное стекло. Эта маленькая смерть снова вернула Атайе ее человеческий облик. Крылья опали, словно осенние листья, плоть потеряла светящийся блеск, одеяние вновь обернулось простым шерстяным платьем, а волосы стали черными.
Иллюзия разбилась, но Мудрец этого не понял — мозг его повредился под воздействием магии Атайи и корбалов.
— Ну что, теперь ты испугался меня? — взвизгнул он, не обращая внимания на изменившийся облик Атайи и вертясь, словно сумасшедший, в поисках исчезнувшего архангела. — Ты ушел, чтобы продолжать излагать Господу свои лживые домыслы обо мне? — Брандегарт потряс кулаком, угрожая небесам, проклиная их и все, что они несли в себе. — Все вы замышляете против меня! Я буду говорить с Ним без вашей помощи. Мне не нужны посредники. Он сам узнает меня!
Схватив ящик за кожаный ремень, Люкин попытался выскочить за пределы арены, однако Мудрец схватил его и с дьявольской силой дернул обратно.
— Отдай мне корону! Я увижу Его… и корона станет моим даром Ему. А если кристаллы и вправду содержат некую тайну, то Он расскажет ее мне!
Лицо Люкина побелело как мел, губы некоторое время конвульсивно дергались, прежде чем архиепископ смог вымолвить несколько слов.
— Увидеть Его? Дар? Что вы…
— Отдай ее мне!
Мудрец сжал один из кожаных ремней и выдернул ящик из рук архиепископа.
— Нет! Корона бесценна! Это единственная надежда Кайта в борьбе против…
Не обращая внимания на протесты Люкина, Мудрец задрал голову к небесам и прокричал словно герольд, оповещая о своем прибытии.
— HINC LIBERA ME!
Однако архиепископ не собирался так легко отдавать свою добычу — он ухватился за ящик, и его тело соприкоснулось с телом Мудреца как раз в то мгновение, когда Брандегарт произнес заклинание. Тела обоих замерцали, теряя свои очертания, словно утренний туман. Транслокация, — изумленно выдохнула Атайя. На сей раз Мудрец намеревался не просто проскочить место между мирами, которое считал Раем. Сейчас он прямиком направлялся туда — в место, откуда никто еще не возвращался.
Мудрец был слишком истерзан противостоянием короне, поэтому заклинание вышло очень слабым. Снова и снова он и Люкин то появлялись, то исчезали, словно луна, выползающая из-за облака, чтобы затем вновь скрыться за ним. Лицо архиепископа исказил безумный ужас, тогда как в глазах Мудреца сияли безрассудные надежды — Брандегарт был уверен в том, что впереди его ждет награда и оправдание.
После нескольких секунд неопределенности Мудрец и его пленник окончательно исчезли из виду, и где-то очень близко Атайя услышала эхо от вопля Люкина, словно из полузабытого ночного кошмара. Очевидно, архиепископа терзала непрерывная боль — боль, которую раньше Люкин не стеснялся причинять пленникам Трибунала. Вопль перешел в мучительный визг, когда плоть архиепископа стала разваливаться на куски, оставляя только душу, если, подумала Атайя, у Люкина имелась душа. Суждено ли ей остаться там, спросила себя Атайя. Или душа архиепископа будет заброшена в место, где нет прощения, в место, которое предназначено для тех, кто совершал великое зло на этой земле?
Затем принцесса услышала голос Мудреца, звучавший гораздо тише, чем голос Люкина, но с той же мукой. Но и этот голос наконец умолк на пределе, который могло выдержать человеческое существо. Молчание повисло над ареной. Что бы ни происходило здесь раньше, сейчас все закончилось. Теперь покровы поддерживало биение одного-единственного сердца.
Лишь только Мудрец пропал для этого мира, Кровавые Покровы начали растворяться, плавясь, словно воск под летним солнцем, и оставляя после себя белые лужицы. Сквозь темень в глазах Атайя увидела неясные очертания сотен тел, лежащих на мостовой, некоторые все еще бились в предсмертных судорогах. Принцесса узнала Курика, невидящим взглядом уставившегося в небеса. Рядом с ним кто-то стоял — неужели Николас? — глядя на нее с напряженным ожиданием. Город погрузился в хаос, вокруг свирепствовали пожары — дело рук тех колдунов, кому корона не даровала мгновенную смерть.
Принцесса упала на колено — израненная окровавленная женщина в разодранной юбке. Сердце билось еле-еле — так медленно по сравнению с тем, как оно билось совсем недавно, подумала Атайя.
Хотя принцесса понимала, что над ней сияет солнце, она видела неясно, словно в сумерках. Тело разваливалось на куски от напряжения, похожего на утомление после транслокации, только умноженное в сотни раз, готовясь погрузиться в бесконечный сон. Атайя не чувствовала боли — лишь мягкое сползание в никуда, словно она замерзала от холода. Принцесса была уже так далеко, что даже не боялась теней, обступивших ее со всех сторон. Устала… как же она устала. Атайя чувствовала себя так, словно ее, с головы до ног одетую в шерсть, бросили в тепловатую воду. Ткань намокала и медленно тащила ее вниз, в холодные и мрачные глубины.
