— Гейдж!
В прихожей сумеречно и прохладно. Короткий зов Луиса упал вомрак, точно камень в глубокий колодец. Луис бросил еще один:
— Гейдж!
Тишина. Даже часы в гостиной остановились. Сегодня утром ихнекому завести.
На полу он увидел следы.
Луис прошел в гостиную. Тяжелый прокуренный воздух. У окнастоит Джадово кресло. Стоит наискось, будто хозяину пришлось внезапно вскочить.На подоконнике — пепельница с недокуренной, но истлевшей до серой пепельнойколбаски, сигаретой.
ДЖАД СИДЕЛ У ОКНА И ЖДАЛ. КОГО? РАЗУМЕЕТСЯ, МЕНЯ. ЖДАЛ,КОГДА Я ПРИЕДУ ДОМОЙ. НО ЧТО-ТО ЕМУ ПОМЕШАЛО. ПРОГЛЯДЕЛ ОН МЕНЯ.
Строгой шеренгой выстроились четыре банки из-под пива. Маловыпил, чтоб ко сну потянуло. А может, встал да в туалет вышел? Нет, нет, всеэто совсем не случайно. Грязные следы видны и у самого кресла. А меж ними —слабые, едва различимые отметины кошачьих лап. Будто Чер нарочно ступал след вслед с Гейджем. Потом они, видно, пошли в гостиную.
С замирающим сердцем подошел Луис к двери, распахнул… Вон,раскинув ноги, лежит Джад. На нем старые рабочие штаны, фланелевая рубаха вклетку. Старик лежал в луже стылой крови. Луис заслонился рукой, отказываясьверить своим глазам. Но никуда не денешься: мертвый Джад укоризненно смотрел нанего. А может, он корил себя за то, что привел в движение эту адскую мясорубку.
ДА ЕГО ЛИ ЭТО ВИНА? В ЧЕМ ОН ВИНОВАТ? — размышлял Луис.
Ведь ему обо всем рассказал Стенни Б., а тому — его отец,узнавший об индейском могильнике от своего отца, последнего торговца смикмаками, француза, жившего на севере страны еще при президенте ФранклинеПирсе.
— Прости, Джад, — прошептал Луис.
Но Джад все так же укоризненно смотрел на него.
— Прости, если можешь, — повторил Луис.
Время вдруг повернулось вспять, и Луис увидел себя в этомдоме в прошлом году на День Благодарения. Нет, не в ту зловещую ночь, когда онис Джадом тащили кота, а за их праздничным столом с индейкой, которую подалаНорма. Они сидели, шутили, смеялись. Мужчины пили пиво, у Нормы в руках былстакан белого вина. Старушка расстелила белую батистовую скатерть, по углампоставила красивые серебристые канделябры, а он… А он сейчас той же скатертьюнакрывает тело Джада. Она опускалась неровно, как парашют, но, слава Богу,прикрыла лицо покойного. И сразу же на белом шелке проступила неровнымирозовыми лепестками кровь.
— Прости! — повторил в третий раз Луис. — Если можешь…
Вдруг что-то шерохнуло над головой и Луис оборвал себя наполуслове. Звук тихий, но отчетливый. ДРАЗНЯЩИЙ. Несомненно. Наверху хотели,чтобы Луис услышал.
Он быстро унял дрожь в руках. Подошел к кухонному,застланному клетчатой скатертью столу, достал из кармана три шприца, сорвалобертку, выложил в ряд. Извлек три большие ампулы, наполнил морфином шприцы.Доза такая, что лошадь с ног свалит или быка — Ханратти, к примеру. Спряталшприцы в карман, вышел из кухни, миновал гостиную и остановился у лестницы наверх.
— Гейдж!
Из сумрака лестничной площадки раздался смешок, тусклый инедобрый, от чего у Луиса мурашки побежали по спине.
Луис медленно начал подниматься. До чего ж долог путь навторой этаж. Наверное, так, целую вечность, поднимается на эшафот приговоренныйузник со связанными за спиной руками, понимая, что вот-вот присутствие духапокинет его, и сердце зайдется от страха.
Вот и второй этаж. Луис не спускал глаз со стены, а руку невынимал из кармана. Долго ли, коротко ли он стоял — неизвестно. Снова емупоказалось, что рассудок помрачается. Он физически ощущал это. Любопытно.Наверное, так же в лютую зимнюю пургу чувствует себя дерево (если деревьявообще способны чувствовать), с непосильной шапкой снега — вот-вот переломится.Любопытное ощущение. Занятное.
— Гейдж, хочешь со мной во Флориду?
Опять смешок.
Луис обернулся и увидел жену, которой некогда он приносилрозу в зубах. Сейчас она лежала в коридоре на полу, раскинув ноги, как и Джад,затылком упираясь в стену. В такой неудобной позе иногда засыпают, зачитавшись.
Луис подошел к ней.
ПРИВЕТ, РОДНАЯ, ВОТ ТЫ И ДОМА.
Обои на стене забрызганы кровью. Сколько ударов нанесли ей?Десять? Двадцать? Кто знает. И все — его собственным скальпелем.
Вдруг в этом мертвом теле он увидел свою жену и закричал!
Крик его носился по пустому дому, населенному лишь мертвыми.Он кричал, выпучив глаза, посинев лицом от натуги, волосы у него стояли дыбом.Каждый крик — словно поминальный набат. Не об утраченных любимых горевал он.Крики его — это зов человека, теряющего разум. Все страшные картины недавнегобылого вдруг разом окружили: вот на лазаретном ковре умирает Виктор Паскоу;возвращается домой Чер, а на усах у него — клочья зеленого мусорного мешка;бейсбольная шапка Гейджа, полная крови, валяется на дороге; но страшнее всего —видение на Божкиной топи: огромное чудище, валящее деревья, чудище с горящимиглазами, Вендиго, злой дух северных стран, нежить, чье прикосновение пробуждаетлюдоедские инстинкты.
Нет, Рейчел не просто убита.
Кто-то мучил ее и после смерти!
(Тррр-ах!)
Так происходит короткое замыкание или молния сражаетнаповал. Таким ударом или электрическим разрядом прислышался Луису скрип двери.
Он вскинул голову, готовый закричать: перед ним стоял Гейдж,губы у него были в крови, капельки стекали с подбородка. Он скалил зубы, сжимаяв руке Луисов скальпель.
От первого удара Луис инстинктивно увернулся. Скальпель чутьне задел лицо, а Гейдж, вложив всю силу в удар, едва устоял. ТАКОЙ ЖЕНЕУКЛЮЖИЙ, КАК И ЧЕР, пронеслось в голове у Луиса. Он подставил ногу, и Гейджсвалился на пол. Подняться он не успел. Луис оседлал его, коленом прижав к полуруку со скальпелем.
— Нет, не возьмешь, — заверещал оборотень. Лицо исказилось,его дергали судороги. В бессмысленных глазах запечатлелась лишь злоба. — НЕТ!ВРЕШЬ! НЕ ВОЗЬМЕШЬ!
Луису удалось вытащить из кармана шприц. Времени терятьнельзя. Существо на полу ерзало, извивалось, билось рыбой, скользкое и верткое…Оно ни за что не расстанется со скальпелем, как ни выкручивай, ни ломай руку.Всякий раз, когда Луис заглядывал ему в лицо, он, казалось, видел разное: томертвые глаза Джада, то изуродованный череп Виктора Паскоу, его шарящий покомнате взгляд; то, словно в зеркале, он видел себя, бледного, обезумевшего; тона него таращилась низколобая ужасная морда лесного страшилища: мертвые желтыеглаза, вывалившийся длинный и острый раздвоенный язык. Чудище скалилось ишипело…
