Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 128
Жизнь на богатом севере представлялась островитянам воплощением мечты, которая для них самих осталась несбыточной. Каждому из них не хватило чего-то – упорства, ума или решительности, – чтобы однажды подняться на борт корабля или сесть в поезд. Лишь самые отчаянные – или отчаявшиеся – отправлялись искать на чужбине счастья, которого не было на родине. Это их дома разваливались, а в садах, где они играли детьми, ничто не противостояло разрушительной работе времени.
Поэтому Салина – место, на первый взгляд мало подходящее для полного сил двадцатилетнего мужчины, – стала для Винченцо идеальным прибежищем. С одной стороны, к нему здесь относились как к ребенку и потому все его обожали – как это бывает только у жителей Средиземноморья. Но существовала и другая сторона, и это она давала Винченцо возможность, намного опередив свой возраст, посмотреть на себя со стороны. На Салине он не был тем, кем его обычно видели окружающие, – ни рабочим, ни гастарбайтером, ни зарытым в землю талантом. Здесь он был самим собой – скитальцем в бесприютном ландшафте, бывшем зеркалом его одинокой души.
Таня, напротив, прослыла ходячим скандалом – прежде всего благодаря обыкновению загорать на берегу голой. Не было в деревне ни одной женщины, которую не возмущало бы подобное бесстыдство, и ни одного мужчины, чьи фантазии не будоражили бы прелести молодой немки. Встретив ее, деревенские, вне зависимости от пола, отводили глаза. Таня кожей чувствовала брошенные в спину злые слова и похотливые взгляды.
Ничего серьезного ей не угрожало, пока она считалась здесь женщиной Винченцо. Но в однообразной деревенской жизни Таня стала событием, затмившим и недееспособность правительства, и проблему безработицы, и даже террор «Красных бригад».
Никому и в голову не приходило, что молодая пара из Германии может быть каким-то образом связана с той войной, что бесстыжая радикальная молодежь объявила властям на материке.
Наконец появился Джованни. Он выехал при первой же возможности, как только узнал от Розарии, где скрывается племянник, обчистивший его кассу.
Небритый и мрачный, вышел Джованни из своего раздолбанного грузовика. Поцеловал дочку, сидевшую на руках у Розарии, и прямиком поспешил в комнату Винченцо.
– Deficiente!
Джованни влепил племяннику оплеуху и только после этого обнял.
Винченцо был рад ему. Он улыбался – не то иронично, не то пристыженно, глядя, как Джованни осыпает нежностями маленькую Мариэтту.
За столом Джованни много шутил с Таней, но Винченцо так и не смог понять, что на самом деле думает дядя о его fidanzata[143].
После обеда, когда жара спала, Джованни предложил племяннику прогуляться до могилы Джульетты. Винченцо приготовился к неприятным вопросам – какого он черта здесь делает, как мог он так бездарно зарыть свой талант в землю, что имеет против него полиция. Но Джованни ни словом не помянул старое, пока они шли через деревню к кладбищу на берегу моря.
Так уж у них было заведено. Это Таня при малейшей возможности кидалась публично обсуждать любую проблему, даже если та выеденного яйца не стоила. А в семействе Маркони о больных вопросах больше молчали, чем говорили. Что позволяло сохранить лицо всем, включая оступившегося.
Африканский сирокко трепал серебристые листья олив. Джованни любовался красотой эолийской земли-матери, с которой ничто не могло сравниться, и снова клялся вернуться сюда насовсем.
Винченцо ему не верил. Он знал, что уже через несколько дней дядины восторги сменят направление и Салина уступит место Германии, которой Джованни, пусть и без особой любви, восхищался не меньше.
Белый ангел на надгробии Джульетты успел потемнеть под соленым ветром. Винченцо накрыло волной отчаяния и горечи. Впервые после возвращения он решился прийти сюда. Джованни толкнул племянника в бок:
– Что думаешь делать?
– Без понятия.
– Они были у меня.
– Кто, фараоны?
– Пообещали, что вышлют тебя из страны, если найдут. Пока ты не в Германии, ты их не интересуешь. Так что советую до поры оставаться здесь.
– Я и не хочу возвращаться.
– И что ты собираешься делать здесь?
Винченцо пожал плечами. Он и в самом деле не имел ни малейшего понятия.
– Ты хотел проектировать автомобили, помнишь?
Винченцо посмотрел на дядю:
– Забудь, Джованни. Со мной все кончено.
– Чушь. Ты слишком молод. Просто брось забивать голову разной чушью и займись наконец своей жизнью.
Чего-чего, а подобных поучений Винченцо никогда не терпел, поэтому он указал Джованни, что если бы родители не были такими идиотами, он бы сейчас учился в университете в Милане. Или в каком-нибудь Лондоне, но точно порвал бы с этим чертовым югом, с которым его ничего не связывает, но который тем не менее продолжает портить ему жизнь.
– Прекрати обвинять других, – оборвал его дядя. – Взрослый же мужчина. Или ты сам поднимешься из грязи, или так в ней и останешься. Никто не соберет за тебя твою жизнь.
– И что я должен делать? У меня ни образования, ни денег – ничего.
– Учись здесь. На Липари есть лицей.
– Но если я объявлюсь, меня арестуют.
– Брось, кому ты здесь нужен?
– А если меня призовут в армию? Неужели я должен буду умереть за этих фашистов?
– Ну и призовут… Может, хоть там тебе объяснят, что такое дисциплина.
– Вот слова достойного гражданина. А кто в свое время закосил от армии?
– Я, по крайней мере, работал.
– Да где я буду работать в этой дыре? Потому все и сбежали отсюда, что здесь нет работы. Я в тупике, в полной жопе, неужели ты этого не видишь, дядя?
– В какой такой жопе, что ты несешь? Ты здоров, голова у тебя на месте… даже женщина есть.
Винченцо посмотрел дяде в глаза, пытаясь разгадать, что стоит за этими словами.
– Я почти не знаю ее.
– Ты хочешь на ней жениться?
– Возможно.
Джованни испытующе смотрел на племянника.
– Тогда заделай ей ребенка как можно скорее. Иначе она уйдет.
Винченцо скептически поднял брови.
– Ты своей заделал, все равно ушла.
Джованни пожал плечами – женщины, что тут скажешь.
Он обнял племянника за плечи, и они двинулись назад, к своим женщинам.
Когда далеко заполночь Таня уснула, Винченцо вылез из постели, выскользнул за дверь и отправился бродить по деревенским переулкам. С моря дул прохладный ветер, где-то лаяла собака, по обочинам громоздились груды мусора. Деревня производила впечатление обезлюдевшей. Каменные дома стояли молчаливыми памятниками некогда теплившейся в них жизни.
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 128
