– К сожалению, я его не знаю, – сказал он. – Значит, это еще один неизвестный шахид. Кстати, дядя, может, вы не поверите, но его тело совершенно целое. Никакого разложения, словно человек заснул! Аллах свидетель, когда уважаемый брат – работник морга – обратился ко мне громким голосом, я чуть не прикрикнул на него: «Тише, разбудишь!» Впрочем, ребята на опознании говорят, что они тут всего насмотрелись…
Мне показалось, что этот материал может быть интересен для книги, и я задал уточняющий вопрос:
– Господин Фахр аль-Таджар, а каким образом документируют «неопознание»?
Хани почему-то удивился:
– Простите, а откуда вы знаете мою фамилию?
– Работа у него такая, – ответил за меня Фаттах.
Хани это объяснение удовлетворило, он рассказал мне обо всем процессе:
– Перво-наперво, при этом убитом не было обнаружено никаких документов. Ни удостоверения личности, ни бирки, ни карточки, нет и особых телесных примет. Семьи тех, кто пропал без вести на этом участке фронта, не опознали его, причем опознание проводилось как лично, так и по фотографиям… Кстати, как мне сказали эти братья – здешние работники, за несколько дней, что тело пробыло здесь, причем в холодильнике, на нем появились следы разложения. А до того их не было, то есть братская могила была для него поистине райской землей!.. В общем, через несколько минут его похоронят…
Фаттах воскликнул:
– О, Али-заступник!
…Я уже стал думать о другом: поскорее бы нам отправиться дальше, на кладбище Баге-Тути. Мне очень хотелось увидеть фамильный склеп Фаттахов: тот-то материал, несомненно, ляжет в роман. Однако Хани уезжать отсюда не собирался. Он продолжал рассказывать:
– …Знаете, похороны неизвестных шахидов для ребят, которые здесь работают, – это совсем особая, волнующая процедура. Они чувствуют, что эти, неизвестные – как бы члены их семьи, в отличие от других умерших, за которыми приезжают их родные и оплакивают их… Как после битвы при Ухуде, когда Пророк очень переживал из-за того, что ни одна из женщин Медины не оплакивала Хамзу… Как сказал один из братьев, имя неизвестного шахида знают только Всевышний и властитель эпохи…[104]
И вновь Фаттах воскликнул:
– О, Али-заступник!
Внезапно к покойницкой подъехал джип цвета хаки. Из него высыпала группа военных в униформе. Они вошли в покойницкую через служебный вход, и началась суматоха похорон. Хани, попросив Халию пождать его здесь, отправился следом за ними. Правда, он остановился у автомобиля и спросил Немата, пойдет ли он провожать шахида или останется в машине. Немат печально ответил:
– Конечно, пойду, сейчас догоню вас. Хочу все посмотреть до конца, своими глазами…
Хани понимающе кивнул и начал уговаривать нас с Фаттахом тоже сопровождать тело. Особенно убеждал меня:
– Прошу вас, присоединяйтесь! Мы не совсем поняли, кто вы по профессии, но мне кажется, что для вашей работы это будет небесполезно.
Возле двери, откуда выносят тела – столпотворение. Часовые стоят в ожидании. А я все надеялся, что церемония погребения закончится быстро и что мы скоро поедем в Баге-Тути. Однако прошло целых полчаса, прежде чем вынесли тело в гробу, накрытом трехцветным иранским флагом. Качаясь на руках ребят в форме, гроб выплыл из покойницкой. Все громко воскликнули: «Нет Бога, кроме Аллаха!» Здесь же быстро прочитали намаз. Омовения такой намаз не требовал, так как его читали стоя, и обувь не нужно было снимать. Много времени это не заняло. Поскольку хоронили неизвестного, то мулла называл его не по имени, а просто «шахид Абдулла ибн Абдулла». Потом гроб подняли и понесли на участок шахидов номер 32. Несли очень быстро, почти рысцой, причем у меня все мысли были о том, как тяжело Хани с его протезом угнаться за этой процессией. Бедняга вовсю старался не отстать, более того, он даже на ходу привлек мое внимание к тому, как сильно раскачивается гроб. Сказал: это признак того, что тело покойного не потеряло в весе. Наконец подошли – вернее подбежали – к заранее вырытой могиле. Вокруг нее опять столпотворение и не пробиться. Чтецов молитвы захоронения пропускают к могиле, и они читают свои тексты по Абдулле ибн Абдулле. Затем гроб опускают в могилу, и солдаты несколько нервно – видимо, переживают – закапывают ее. После этого – «Фатиха», и по знаку распорядителя, начинается оплакивание:
Хусейн, Хусейн, Абу-Абдулла…
Хусейн, Хусейн, Абу-Абдулла…
Горестное ощущение нарастает и вот уже достигает своего пика, прощающиеся с покойным бьют себя по головам, по лицам, ритмично выпевают слова погребального плача…
* * *
Мы возвращаемся к покойницкой и к автомобилю, я и Хани. Я говорю:
– Сколько тепла было и неподдельного горя!.. Действительно, словно брата хоронили…
– А так оно и есть, – отвечает он. – Это действительно их брат. Я же говорил, похороны неизвестных шахидов вызывают особенные чувства… Жаль, что господин Фаттах не пошел!
– Притом что они так быстро бежали, правильно он сделал, что не пошел…
Хани ничего не ответил, и вскоре мы издали увидели его синий автомобиль. Поскольку из-за хромоты Хани мы отстали от других возвращающихся с похорон, то, пока мы дошли до покойницкой, джип с солдатами уже отъехал, члены этой команды перезахоронения на ходу кричали Хани каждый свое:
– Господин полковник! И этого не опознали…
– Хаджи! До свидания! Увидимся!
– Дорогой Хани, до встречи! О, Али…
* * *
Возле автомобиля нас ждала Халия. Немат, все так же надувшись, сидел на заднем сиденье: похоже, он ни на сантиметр с места не сдвинулся. Мы хотели уже ехать, когда Халия спросила своего мужа:
– А где же дядя?
– А разве он не тут оставался?
– Нет!
Мы с удивлением оглянулись по сторонам. Я как-то не задумывался о том, где же Фаттах, мне казалось, он остался вместе с Халией. Хани спросил меня:
– Так господин Фаттах не ходил с нами?
– Нет… Не ходил.
Немат наконец нарушил свое угрюмое молчание и пояснил:
– Он пошел в покойницкую! Наверное, решил подарить им воду из своего пруда…
Конечно, он тоже должен был увидеть это неразложившееся тело… Мы с Хани отправились к служебному входу в покойницкую, туда, где Хани уже был сегодня. В моих интересах было поскорее найти Фаттаха и тронуться дальше в путь, в Баге-Тути. Очень мне не терпелось увидеть могилы Марьям и Махтаб. А также могилу Карима. Я слышал, что на его надгробье написано «Карим Фаттах»! В общем-то, и отца его уже называли Искандер Фаттахов, а у Карима и в метрике была проставлена фамилия Фаттах… Мои мысли прервал оклик часового:
– Вы куда?
– Я с этим господином! – Я указал на Хани, от которого немного отстал.