можно сказать. А почему тоже? Неужели и ты из наших?
– Нет, я от всего этого далек был. А вот друга моего Андрея Прилепу в тюрьме повесили. Сказали, будто руки на себя наложил, но все уверены, что жандармы его удавили.
– А как он в тюрьме оказался?
– Его обвинили в связях с боевиками-народовольцами и посадили. Спустя неделю, по словам полицейских, он повесился. Но друзья уверены, что это дело рук полицейских. Один из них видел лицо Андрея перед погребением. Оно было синим. Андрюшу били, но он никого не выдал.
– Где это произошло, в каком городе?
– Во Владивостоке.
– Фитью! – присвистнул сапожник. – Далековато. Ты тоже там был?
– Нет. Мы вместе учились в Кронштадтской школе водолазов. Меня по окончании учебы оставили в Севастополе, а Андрея отправили во Владивосток. Там он и связался с боевиками-эсерами. Они вроде хотели взорвать катер командующего Дальневосточной эскадрой. Даже бомбу сумели подложить, только она не взорвалась.
– Я слышал об этой истории, – сказал сапожник, протягивая руку. – Меня Гиршем зовут.
– А меня Артемом.
– Будем знакомы, Артем. Вот, бери, готовы твои туфли.
– Быстро, – с уважением сказал Артем, рассматривая починенный каблук. – Значит, ты из боевой дружины?
– Да, имел глупость состоять.
– Растолкуй, что с другом моим произошло, Андрюшей Прилепой? Никогда я от него слова не слышал ни про революцию, ни про боевиков. И вдруг получаю письмо – и глазам своим не верю. Не письмо, а прокламация. Где он такого мог нахвататься, как голову себе свернул?
– Ну, кто это может знать? У каждого своя дорожка. Хотя что-то общее есть у всех.
– Ну так и растолкуй.
– Длинный разговор. Десятью словами не отделаться.
– А я не тороплюсь.
В тот день Артем просидел в будке сапожника до обеда. Люди приходили и уходили, Гирш работал без остановки – и без остановки говорил. Артему нравилось наблюдать за движениями его рук, слушать подъемы и спуски его голоса. Ему было уютно в этой будке, он пил чай и слушал, не понимая, какие цепи приковали его к деревянной скамеечке. Он понял только через два часа. Тщедушный Гирш разговаривал голосом богатыря Митяя.
«Что со мной происходит? – думал Артем по дороге домой. – В Белле я увидел Варю, в сапожнике – Митяя. Слишком много совпадений. Уж не начинает ли добираться кессонная болезнь до моей головы?»
– Вовсе нет, – успокоила его Белла, с которой он честно поделился своими сомнениями. – Ты просто скучаешь по Варе и Митяю, не смирился с потерей, хочешь снова встретиться. Поэтому они тебе мерещатся в тех, кто хоть немного на них походит.
– Главное, что ты мне не мерещишься, – Артем обнял жену. – Варю я уже забыл, ты вытеснила ее из моего сердца.
– Обманщик, – Белла чмокнула мужа в нос. – Не волнуйся, я не ревную. Люби себе свою Варю, она, наверное, была очень хорошим человеком, если ты так к ней прилепился. А к сапожнику загляни еще пару раз. Может, Всевышний посылает тебе в утешение нового друга?
– Да не совсем ловко просто так являться.
– Просто так? Да у меня на всех туфлях пора набойки менять. Вот и носи их ему потихоньку.
Артем зашел к Гиршу раз, зашел другой, зашел третий. Когда туфли жены были починены, зашел просто так. Гирш очень интересовался его флотской службой и без конца расспрашивал о ней. Интерес был неподдельным, Артем видел, как блестят его глаза, с каким жаром он задает вопросы, а в особо интересных местах откладывает в сторону молоток или дратву и весь обращается в слух.
– Давай позовем его с женой на субботний ужин, – предложила Белла. – Сколько можно пить чай в будке?
Гирш с радостью согласился.
– Только мы придем с дочкой, – предупредил он. – Ей четыре годика, и нам просто не с кем ее оставить.
– Замечательно! – воскликнул Артем. – Моя жена ждет ребенка, так что ей будет о чем поговорить с твоей супругой.
– Ну, на этот счет нечего беспокоиться, – улыбнулся Гирш. – Женщины всегда найдут, о чем поговорить.
Белла приготовила роскошный ужин. Запахи в доме стояли царские, от них подводило живот и кружилась голова. Все с нетерпением ждали вечера и прихода гостей.
Наконец раздался стук, Белла и Артем поспешили к двери. На пороге стоял Гирш, а рядом с ним небольшого роста женщина, чье милое личико очень походило на лицо Гирша, с той лишь разницей, что все, отталкивающее в Гирше, у нее было привлекательным. И смуглая кожа, и острые черты, и торчащие уши, и быстрый промельк доверчивых и одновременно слегка плутовских глаз.
– Боже, Бася! – вскричала Белла, бросаясь к гостье. – Так ты жена Гирша?
– Ты находишь это удивительным или странным? – с улыбкой отвечала гостья, обмениваясь поцелуями с Беллой.
– Какое приятное совпадение, – продолжила та и, повернувшись к мужу, добавила: – Артем, Бася моя лучшая подруга, и кроме того, та самая портниха, которая шьет мне новые платья.
Субботняя ночь, смущаясь, словно невеста, входила в Тель-Авив.
На западной окраине неба еще дрожало зеленовато-голубое сияние, последний след закатившего солнца, но темнота теснила сумерки, накрывая черепичные крыши домов, песок вдоль кромки воды и само море.
Две пары сидели за столом, свечи мерцали от слабого тока ветерка, тени метались по углам, но на них никто не обращал внимания. И только звезды, старые звезды Средиземноморья, завистливо заглядывали в открытые окна.
Послесловие
В тот самый день, когда корабль, на котором семейство Шапиро выехало из Стамбула, бросил якорь у берегов Яффо, Николай Второй принимал в Ливадии летчиков первого выпуска Севастопольской авиационной школы. Выпуск представлял великий князь Александр Михайлович, создатель и покровитель школы, да и, пожалуй, всей зарождающейся российской авиации. На открытой галерее дворца выстроились в шеренгу двадцать четыре офицера. Мягкое солнце крымской осени сияло в золоте кокард, серебре позументов, меди сабельных эфесов и в хроме черным огнем горящих сапог.
Царь медленно обходил строй, расспрашивая офицеров. Держался он просто, но летчики вытянулись по струнке, стараясь отвечать коротко и четко. Великий князь не вмешивался, давая царю самому убедиться в том, какие замечательные офицеры стали первыми летчиками России.
– Ваше имя? – спросил царь у краснощекого корнета с празднично сияющей рыжей шевелюрой, словно сделанной из тщательно надраенных и закрученных в спиральки медных проволочек.
– Корнет Александр Бахмутов, Ваше Императорское Величество.
– Освоили летную науку?
– Так точно, Ваше Императорское Величество. Хотя… – корнет замялся.
– Что «хотя»? – уточнил царь.
– Наукой это пока трудно назвать. Почти до всего приходится доходить своим умом.
– Например, до чего?
– При полете на «фармане» обязательно надевать каску, а во время спуска при
