встали поперек магистрали, сделав ее «дорогой смерти».
И как последний штрих Слонимской трагедии – это бой на речке со смешным названием Кочерыжка. Речушка эта пересекает шоссе Барановичи-Слоним ближе к Барановичам, возле селения Новая Мышь. Перекрыть этот рубеж было совершенно нечем. И тогда сюда бросили батальон, вооруженный лишь учебными винтовками с холостыми патронами. И бойцы встретили немцев дружными ружейными залпами. Озадаченные поначалу такой «плотностью огня», автоматчики ринулись в обход рубежа, дабы зайти с фланга. И зашли. И перестреляли совершенно безоружных красноармейцев, которые отстреливались до последнего холостого патрона. Гильзы их и сегодня можно найти в оплывших окопчиках вдоль русла Кочерыжки. Кто теперь скажет, на сколько часов они задержали захват шоссе Слоним-Барановичи?
СПРАВКА ИСТОРИКА
Из журнала боевых действий 29-й моторизованной дивизии вермахта под Слонимом: «Всего нашей противотанковой артиллерией и пикирующими бомбардировщиками было уничтожено более 20 советских танков, в том числе тяжелых. Противник понес тяжелые потери. Генерал фон Болтенштерн требует немедленной отправки еще одной зенитной батареи, потому что ожидаются новые танковые атаки. Кроме того, он требует немедленной доставки горючего… 29-я моторизованная дивизия с 29 июня ведет тяжелые бои в районе западнее Слонима, неся тяжелые потери».
* * *
Галина Черничкина устроилась в кузове, как и не мечтала – полулежа на каких-то мешках, как потом выяснилось – банковских вализах, набитых купюрами. Их подобрали возле разбомбленного волковысского банка. Едва свернули с «дороги смерти», настроение у всех резко улучшилось. Всё самое страшное осталось в стороне, там, на трассе Волковыск – Слоним. А здесь, в деревенской глуши, стояло щедрое июньское лето. Заливались в голубой вышине жаворонки, деловито перелетали с болота на болото аисты на своих широких неподвижных крыльях, в проезжих деревнях орали во всю мочь петухи, отгоняя нечистую силу.
Колонна двигалась в деревню Кошели, откуда шел проселок на мост через Зельву. Судя по старой польской карте, которую держал перед собой Хацкилевич, это был вполне прочный мост. Вот только выдержит ли он многотонную махину «тридцатьчетверки»? Если выдержит, тогда к вечеру они будут в Барановичах, обойдя Слоним. Хотя приказ предписывал занять оборону по Щаре, но по многим сведениям Слоним уже был в руках у немцев и выбивать их оттуда, значит завязнуть в перестрелках, потерять время и дать себя запереть в котле.
Мост выдержал! По нему проехала вся штабная колонна с тремя «тридцатьчетверками», доброй дюжиной грузовиков и автобусов. Теперь, въехав в густой елово-березовый лес, и вовсе можно было не опасаться немецкой авиации. Дорога превратилась в тележную колею, вероятно, она никогда не знала автомобильных колес, тем более танковых гусениц, но все же колея уверенно вела на восток, вокруг озерца с пугающим названием Бездонное. Хацкилевич не сомневался в правильности выбранного им пути. Всего десять километров в сторону, и полная безопасность. Немцы любят воевать вдоль дорог. А эту колею и дорогой-то не назовешь. Слева пошел высокий лесной косогор, справа – заболоченный берег озера. Уже показались первые хаты села Клепачи, уже замаячил впереди крест на деревянной церквушке… Сельчане зачем-то собрались перед церковной оградой. Встречать, что ли? Откуда они знают, что к ним прибывает штабная колонна 6-го мехкорпуса?
Вдруг с откоса кто-то швырнул в танк не то камень, не то бутылку. Хацкилевич инстинктивно присел, спрятался в башню, но следом в распахнутый люк влетела метко пущенная кем-то граната. Взрыв! Он рванул внутри танка и из распахнутого люка вдруг вылетел столб… советских «червонцев». Красноватые, словно осиновые листья, купюры порхали и оседали вокруг дымящей машины. И в ту же минуту по колонне ударили со всех сторон пулеметы и противотанковые пушки. Стесненные справа косогором, слева озером машины не смогли развернуться, вспыхивали одна за другой. Галина успела только упасть на дно кузова, как из бортов, продырявленных пулями, полетели щепки, и все ее попутчики почти разом полегли грудой мертвых тел. Возможно, только это и спасло ее… Бой был короткий и жестоким. Мало кто успел дать ответную очередь. Полег весь штаб 6-го мехкорпуса, который и сам после боя под Кузницей прекратил свое существование как боевое соединение.
С высоты поднятых аэростатов немцы засекли поворот штабной колонны с главной дороги на юг, вдоль Зельвянки, и за два часа, пока машины пробирались по проселкам и лесным колеям успели устроить в Клепачах мощную засаду, пригнав сюда мотоциклетный батальон, противотанковую батарею и десантированную в Озернице пехоту. На вершинах холмов они успели устроить пулеметные гнезда, а местных жителей выгнали на дорогу, и за их спинами расположили противотанковые пушки… Потом им же, селянам, пришлось зарывать в землю окровавленные тела. Из «тридцатьчетверки», которую поджег гранатометчик, они достали и похоронили тела четырех человек. Один из погибших, как установили по оказавшимся при нем документам, был генерал-майор Хацкилевич. Его удостоверение личности кто-то спрятал на чердаке школы… Немецкие десантники добили раненых и у прибрежного обрыва расстреляли сдавшихся в плен. Потом офицер, очевидно, из русских эмигрантов, ошеломил и без того перепуганных сельчан:
– Немецкое командование поздравляет вас с освобождением от большевизма и приказывает закопать уничтоженных большевиков. Три часа – и чтобы духа большевистского не было! Невыполнившие приказ будут строго наказаны, – и язвительно запел: «Ложись, проклятьем заклейменный…»
Отдельно положили и генерала Хацкилевича, набросав ему в могилу советские купюры. И еще какого-то генерала положили рядом. Остальных разнесли по лесным ямам за околицей, там и прикопали.
Пленных набралось около сотни.
Глава тридцать третья. Перед порогом Вечности
Отпев убитого ездового, отец Николай побрел к себе домой… Он и сам не ожидал, что этот случай в казачьей сотне так больно отзовется в душе, так сильно тронет сердце. Вроде не кисейная барышня, не институтка какая, седой муж, закаленный жизнью, а так расстроиться из-за пустяковой стычки.
Утром подошел он к спешившейся сотне, хотел порасспросить нынешних казаков про житье-бытье, узнать, нет ли земляков с Хопра. Хотел рассказать при случае про свой родной уссурийский полк, про бои в Маньчжурии. И только завязал разговор, как откуда не возьмись выскочил политрук эскадрона, длинноносый черт: «Отойдите, папаша! Здесь нельзя! Здесь воинская часть!»
Вельзевул тебе папаша! «Часть воинская…» Ты сначала по-русски научись говорить! Воинская часть, это часть
