записал в своем дневнике: «Жизнь в городе почти совсем замерла. Уже не видны вереницы убегающих людей со своими пожитками, не мчатся военные грузовики с грузом, как будто все или почти все эвакуировались.
Главные заводы уехали давно. Соль нашей земли – коммунисты, тоже давно подмазали пятки и благополучно улизнули. По этому поводу всюду и везде возмущенные разговоры…»
Сегодня вывозят то, что не успели вывезти: паровозы, тендеры, металлолом…
Упакованный в контейнеры металлолом загружают в трюмы судов, паровозы и тендеры перевозят на плавучих доках и на палубах судов.
Не успевший выехать «контингент, подлежащий эвакуации», помещают в межпалубном пространстве или на верхней палубе, предназначенной для штурманской и рулевой рубок.
Как явствует из наших расчетов, проведенных на базе рапортов Управления Черноморского пароходства, с 8 июля и до 31 августа 1941-го официальным порядком было эвакуировано 240 992 человека. В июле это число, как мы уже говорили, составило 153 280 человек, а в августе сократилось до 87 712.
Это сокращение было вызвано тем, что в июле более 95 тысяч покинули город по суше, а в августе, когда кольцо стало сжиматься, это число составило только 40 тысяч.
Что касается эвакуации морем, то она оставалась примерно на том же уровне: 57 970 человек в июле и 58 000 в августе, то есть около 1870 человек в сутки.
Такая сравнительно небольшая для 600-тысячного города пропускная способность порта требовала тщательной селекции, дабы в число эвакуируемых не проникли каким-либо образом лица, «не подлежащие эвакуации», или, еще хуже, представляющие собой «балласт».
И наверное, не случайно, что эвакуация проводилась только с разрешения контр-адмирала Жукова. Именно он, опытный «морской волк», должен был решать, кто «подлежит» и кто «не подлежит», а кто вообще представляет собой «балласт».
«Балласт» следовало «сбросить» с терпящего бедствие корабля.
«Балласт» должен был остаться в городе, который был обречен.
«Балласт» должен был остаться в городе, из которого все продукты питания уже вывезли, в котором уже и сегодня нет питьевой воды, а завтра не будет и электричества…
О том, кто именно был причислен к «балласту», мы уже говорили.
«Балласт» – это люди, не нужные никому – ни фронту, ни тылу.
«Балласт» – это в первую очередь старики, инвалиды, дети…
«Балласт» – это мы!
Мы остаемся в Одессе…
Крылатый лозунг
Между тем Одесса уже начала всерьез волноваться.
Под удар встала способность города к «героической обороне».
И тогда Военный совет ООР принял решение для установления порядка вызвать в Одессу ее «хозяина» – первого секретаря обкома партии товарища Колыбанова, который в эти дни ошивался где-то в 9-й армии Южного фронта.
Считалось, что только он, товарищ Колыбанов, своей железной рукой может успокоить темпераментных одесситов.
Колыбанов прибыл в Одессу 21 августа 1941-го.
Совершенно случайно в тот самый день, когда великий кондукаторул Ион Антонеску, получив из рук мальчишки-короля звание маршала и орден Михая Витязула, отправился на штурм крепости «Одесса».
Вот как о появлении Колыбанова вспоминает бригадный комиссар Азаров:
«Он вошел, оживленный, шумный. Реглан распахнут. На фуражке красноармейская звездочка…»
Колыбанова тут же ввели в состав Военного совета, и в тот же день он приступил к «успокоению» одесситов.
ИЗ ОБРАЩЕНИЯ ОБКОМА ПАРТИИ
Газета «Большевистское знамя», 21 августа 1941 г.
Товарищи!
Враг стоит у ворот Одессы…
В опасности наш родной солнечный Город!..
В опасности жизнь наших детей, жен, матерей!..
Защита родного Города – это кровное дело всего населения…
Деритесь за каждую пядь земли своего Города!..
Одесса была, есть и будет советской!
Вот так, с подачи товарища Колыбанова, и появился этот крылатый лозунг: «Одесса была, есть и будет советской!»
Этот лозунг растиражировали все одесские газеты, он был расклеен на стенах домов, на афишных тумбах, он повторялся, как «мантра», во всех радиопередачах, во всех речах партийных функционеров и всех беседах агитаторов.
Повторялся и будет продолжать повторяться до самого конца, до 16 октября 1941-го, когда свершится то, что должно было свершиться.
До того страшного часа, когда в предрассветной мгле последний советский корабль – флагманский крейсер «Червона Украина», с контр-адмиралом Жуковым на борту, отдаст швартовы и примет курс на Севастополь.
А мы останемся…
Но время еще не пришло…
Мы уже рассказывали вам об усилиях Антонеску захватить Одессу.
Один из самых тяжелых боев развернулся как раз в ночь его приезда на станцию Выгода.
В ту ночь румыны наступали по всему фронту.
И все могло бы на этом завершиться.
Крепость «Одесса», действительно, могла бы пасть.
Но Ставка как видно, считала, что «время еще не пришло», и на рассвете снова пришел приказ: «Одессу не сдавать!»
Каким он был по счету?
Он был четвертым!
Создается впечатление, что Сталин лично руководил «героической обороной Одессы».
Приказ его на этот раз прибыл в виде радиограммы от главнокомандующего Юго-Западного направления маршала Буденного:
«Еще раз приказываю Одессу не сдавать. Занятые позиции оборонять при любых условиях. За выполнение этого приказа Военный совет отвечает головой…»
И крепость не пала.
Бои под городом продолжались, и, как сообщалось в сводке Совинформбюро от 23 августа, «части Красной армии, действующие на Одесском направлении, наносят румынам тяжелые потери…»
Ценою жизни своих сынов, гибнущих в окопах на Дальнике, ценою жизни своих матерей, жен и детей, гибнущих под бомбами в городе, Одесса продолжала сковывать и перемалывать румынские дивизии.
И цена эта еще удвоится и утроится, когда город сдадут, когда в кровавые лапы «Красной Собаки» попадут все те, что были обречены.
Такие, как мы, – «балласт».
А пока румыны все ближе и ближе к городу.
Одесский оборонительный район, как бальзаковская «шагреневая кожа», тает, сжимается с каждым днем…
Сегодня румынская армия захватили село Чабанку и, установив там артиллерийскую батарею, прямой наводкой стала обстреливать город и порт.
Теперь снаряды рвутся прямо на улицах.
И снова приказ Сталина. Еще один приказ – пятый.
И хотя на сей раз он адресован командующему Черноморского флота вице-адмиралу Октябрьскому и подписан главой Генерального штаба Красной армии маршалом Шапошниковым, смысл его тот же:
«Сужение пространства Оборонительного района чревато опасностью для обороны Одессы. Необходимо потребовать от войск большей устойчивости в обороне…»
[Выделено нами. – Авт. ЦВМА. Ф. шт., д. 884, л.139.]
Военный совет ООР делает все возможное и невозможное для выполнения этих приказов – ведь он «отвечает головой».
Теперь Одесса действительно превратилась в крепость – опоясалась непроходимыми рубежами обороны, покрылась баррикадами, ощетинилась рельсовыми «ежами», ощерилась огневыми точками.
У источников воды встала вооруженная охрана, на крышах, на чердаках, в подъездах домов день и ночь несут
