попробовать.
Я приложила раскрытую ладонь к груди парня и прошептала давно заученное заклинание:
– Пронто та'ус.
А потом вспомнила, как Монтего однажды спроецировал на меня свои ощущения и эмоции, и решительно добавила:
– Санктум.
В том месте, где я касалась обнаженной кожи Ская, на мгновение стало теплее. Но лишь на мгновение. Я не понимала, сработало заклинание или нет. Но все, о чем я могла думать сейчас, – как сильно хочу его вернуть. Хочу, чтобы он открыл свои глаза. Хочу услышать хоть одно слово, слетающее с его губ. Хочу, чтобы он вернулся ко мне.
Он правда был мне нужен. Очень нужен. Жаль, что я поняла это так поздно.
Скай не шевелился. Его руки безвольно висели по обеим сторонам от согнувшегося тела. Глаза по-прежнему были закрыты. Но я все равно не отпускала ладони от его груди. Считала его медленные вдохи и удары сердца под моей ладонью.
И вдруг… Показалось или нет?
Что-то коснулось моей спины. Одно короткое прикосновение, такое мимолетное, что можно и вовсе не заметить. Но я сосредоточенно замерла, боясь сделать лишний вдох. Боясь пропустить даже крохотное движение.
И вот опять. Уже ощутимее. Прикосновение к талии. И я не смогла сдержать слез, водопадом хлынувших из глаз.
– Скай. Скай, ты слышишь меня? Это я.
– Изабель?
Его голос был сухим и шершавым, как наждачная бумага. Словно он давно не пил или охрип от долгого крика.
Но он говорил со мной, и одно только это заставило сердце в груди всполошенно затрепетать.
– Да-да. Это я. Я здесь.
Его ресницы дрогнули. Словно он хотел открыть глаза. Но вместо этого, наоборот, зажмурился. Тряхнул головой.
– Ты мне снишься?
– Нет. Я здесь, рядом. На самом деле.
Я схватила его ладонь и прижала к своей щеке. Хотела, чтобы он почувствовал. Поверил.
Вторую руку он протянул сам и стал ощупывать мое лицо. Словно пытался рассмотреть, но не глазами, а кончиками пальцев. Его ладони были шершавыми, так же, как и исцарапанное лицо. Но касался он при этом так нежно и бережно, что у меня перехватило дыхание. А потом зарылся ладонью в мои растрепанные волосы. А второй заскользил по плечам.
– Снишься. Определенно снишься. Настоящая Изабель не пришла бы, – произнес Скай, и его слова острым лезвием прошлись по раненому сердцу.
– Настоящая Изабель была настоящей дурой, – припечатала я. И наклонившись, ткнулась носом ему в плечо. – И трусихой. Больше не хочу быть такой.
Хотелось прижаться теснее, обнять крепче. Но я помнила о сломанных ребрах, поэтому лишь аккуратно гладила ладонями напряженную мужскую спину.
– Ты даже не представляешь, как я за тебя испугалась. Не делай так больше, ладно? Не смей даже пытаться умереть.
– Ну почему же, – неожиданно горько усмехнулся он. – Кажется, мне и впрямь стоило умереть, чтобы ты наконец меня заметила.
Не думала, что слова могут бить так больно. Резко. Наотмашь. Хлеще самой обжигающей пощечины. Сильнее самого тяжелого молота.
Но на этот раз мне нечего было ему возразить. И я лишь стыдливо прикусила губу, не зная, что сказать. Оправданий и извинений между нами и так было целое море. Еще немного, и можно захлебнуться. Утонуть в сожалениях и чувстве вины.
Я совершила много ошибок. Но мне больше не хотелось об этом думать. Впервые я хотела жить будущим и что-то изменить.
– Зачем ты пришла? – спросил Скай, вновь ставя меня в тупик своей прямолинейностью.
– Потому что не могла не прийти, – ответила первое, что пришло в голову. – Потому что испугалась за тебя. – И с тяжелым сердцем добавила: – Драг мертв.
– Знаю, – сухо, совершенно безэмоционально уронил Монтего. Словно смерть зверя вовсе не трогала его.
Но я знала, что подобная сухость и скованность присуща ему лишь когда его что-то по-настоящему задевает. Это всего лишь нелепая попытка закрыться. Спрятать болезненные эмоции за стеной отчужденности и безразличия. И меньше всего сейчас я хотела, чтобы он закрывался.
– Скай. Не закрывайся от меня, поговори со мной. – Я отстранилась, но лишь для того, чтобы взять в ладони его лицо. А потом попросила: – Посмотри на меня.
Скай резко поднял руку, пытаясь нащупать повязку. И кажется, только теперь понял, что ее нет.
– Зачем ты?..
Он зажмурился.
– Открой глаза, – вновь попросила я. – Пожалуйста.
– Это не самое приятное зрелище. Не хочу тебя пугать, – криво усмехнулся он. – Да и зачем? Я все равно не вижу!
– Зато я вижу тебя, – возразила ему, мягко гладя большим пальцем белесые шрамы-лучики на его щеке.
И Монтего все-таки поддался. Его ресницы дрогнули. Очень медленно, словно он и правда боялся испугать меня, Скай открыл глаза. Больше не было серых радужек. И черных зрачков, когда-то так стремительно расширяющихся от одного только взгляда на мои губы. Все пространство от уголка до уголка глаза затянула мутная белесая пелена. Но меня она не пугала. И с чего он вообще решил, что я испугаюсь?
– Ты совсем-совсем не видишь? – зачем-то спросила я.
– Лишь мутные расплывающиеся пятна. А когда пытаюсь сфокусироваться, начинает нещадно болеть голова, – признался Монтего и попросил: – Верни повязку. Не хочу, чтобы ты на это смотрела.
– Дурак, – беззлобно поддела я и, приблизившись, по очереди коснулась губами его закрытых век.
Я хотела, чтобы он знал: мне ни капли не противно. Здесь и сейчас я хотела быть с ним. Хотела стать его опорой, как он когда-то стал моей.
От закрытых век я переместилась к его скулам и подбородку. Поцеловала каждый крохотный порез на его коже. А потом прижалась к губам.
Теперь, когда Скай был в сознании, это было до безумия волнительно. Я с замиранием сердца ждала его реакции. Ждала, что он откликнется на поцелуй. Что обнимет в ответ. Но парень даже не шелохнулся, и губы его не дрогнули, оставшись плотно сжатыми под моими мягкими прикосновениями.
– Не надо, Изабель. Не делай так, – сказал он, когда я отстранилась. – Поцелуй из жалости – последнее, чего бы я хотел.
И вновь мне захотелось обозвать его дураком.
– Жалость тут ни при чем. Неужели ты не чувствуешь?
Он ведь должен чувствовать. Должен знать, какие эмоции я сейчас испытываю. Я была открыта перед ним, выставляя напоказ все свои чувства, всю свою сущность. Ему нужно было лишь прочитать меня. И он бы все понял.
– Я ни хрена теперь не чувствую! – вдруг резко выплюнул Скай и тут же сжал зубы, словно ляпнул что-то лишнее.
– В каком смысле? – тут же напряглась я.
– Кажется, я… Я выгорел, Изабель. Теперь от меня вообще никакого прока. – В его голосе прорезались новые, резкие нотки. Злость, отчаяние, безысходность. – Я ни хрена не вижу. Не чувствую. И колдовать тоже не могу. Да еще Драг… – его голос дрогнул. – Кому я теперь такой нужен?
В крохотном помещении больничной палаты воцарилось гнетущее молчание. В этой тишине был слышен каждый шорох. Каждый вздох. Каждое болезненное биение чужого сердца, искалеченного ужасающей реальностью.
– Мне нужен, – прошептала я тихо.
