он сам, поэтому человек обладает «свободной волей». Так появились и завоевали мир гуманистические принципы – ведь знаний и технологий, доказывающих обратное, просто не было. При всем желании, даже зафиксировав все действия человека на протяжении предыдущей жизни, невозможно было достаточно точно спрогнозировать его будущие действия, так как не существовало эффективных алгоритмов обработки данных. Однако в наше время подобные знания и технологии появились. Наука убедительно доказала, что человек не принимает решения произвольно, его действия всегда детерминированы совокупностью множества биохимических процессов, происходящих в его головном мозге, и любое решение возможно предсказать заранее.
Получается, что человек – в некотором роде просто биологический компьютер, транзистор различной интеллектуальной мощности. И, если рассматривать со стороны роль каждого человека в процессе социально-технологической эволюции, очень похоже на то, что так и есть – вспомним принцип концентрации интеллекта, являющийся краеугольным камнем социально-технологического эволюционизма.
Человек обрабатывает информацию лучше, чем любое животное. Населенный пункт с несколькими тысячами жителей – лучше, чем один человек, можно назвать его аналогом многопроцессорного компьютера. Город с миллионным населением – это уже огромный многофункциональный вычислительный центр. Мегаполис или агломерация с десятками миллионов «жителей-транзисторов» – глобальный суперкомпьютер небывалой мощности. Теперь же глобальная общемировая система обработки данных, во многом объединив локальные государственные системы, достигла невиданной ранее концентрации интеллекта. Благодаря интернету и соцсетям теперь все могут общаться со всеми, количество коммуникативных человеческих контактов на всех уровнях возросло как никогда ранее.
Кстати, в этих условиях рыночная или капиталистическая децентрализованная система, которая эффективно функционировала раньше, больше не дает тех преимуществ при обработке данных, что давала на предыдущих этапах человеческой истории. Если 50–100 лет назад в локальных системах (государствах) взаимодействовали миллионы, самое большое – десятки миллионов человек активного городского населения развитых стран, а локальные системы функционировали во многом изолированно друг от друга, то теперь речь идет о том, что надо поддерживать коммуникации и контроль уже миллиардов участников единой планетарной системы. А этой вычислительной системе уже почти готов прийти на смену мегакомпьютер, который может заменить собой одним все эти миллиарды биологических транзисторов, объединив их интеллект в одной точке. Этот мегакомпьютер называется учеными и специалистами сильным искусственным интеллектом.
Возможно, все это уже в ближайшее время предопределит смену децентрализованной капиталистической системы на централизованную и полностью упорядоченную государственную, в которой можно будет просчитать и проанализировать абсолютно все с помощью нейросетей и больших данных. Тем более что роль искусственного интеллекта в глобальной системе обработки данных будет только расти.
Кстати, технологии Big Data, как и аналитические нейросети (искусственный интеллект), значительно усиливают потенциал государственной машины: ведь благодаря этим технологиям можно предотвратить большую часть потерь данных в централизованной системе, которые раньше происходили просто потому, что государство не имело технологий, позволяющих учитывать все и вся, и теряло данные на каждом из этапов обработки. Яркий пример – Китайская Народная Республика, где частные компании являются практически продолжением государства и действуют под надзором представителей власти в соответствии с интересами единой государственной системы, которая стремится создать фактически единый центр обработки данных.
Так или иначе, прогресс ускоряется, и «биологические транзисторы» старого образца («человек разумный») в массе своей становятся все менее и менее приспособлены к новым задачам. «Постбиологический глобальный вычислительный центр» – искусственный интеллект – уже появился, но пока что находится лишь в зачаточном по меркам эволюции состоянии. Однако по мере приближения технологической сингулярности он будет прогрессировать все быстрее и становиться все мощнее и эффективнее. И очень важно понимать, что все это произойдет не «когда-то, в отдаленном будущем», а уже в ближайшие годы. Возможно даже, уже происходит.
Глава 10. А есть ли будущее?
Когда несколько лет назад Всемирный фонд дикой природы представил отчет «Индекс живой планеты», согласно которому к 2020 году две трети диких животных могут исчезнуть, многим это казалось преувеличением. Однако ускоренные темпы развития цивилизации, повсеместные экологические катастрофы, неблагоприятное влияние человека на дикую природу привели к тому, что в период с 1970 по 2012 годы с лица земли исчезло 58 % диких животных, а в 2020 году эта цифра должна увеличиться до 67 %.
По разным оценкам, численность всех волков на планете составляет всего лишь 150–200 тыс. особей, численность белых медведей, живущих в арктических и практически незаселенных человеком широтах – 22–30 тыс., диких львов и того меньше – около 20 тыс. или немногим более. Что уж говорить о гепардах или китах, счет общемировых популяций которых давно пошел на считанные тысячи. И с дальнейшим увеличением численности населения Земли ареал обитания диких животных продолжит сокращаться, невзирая ни на какие усилия защитников природы или экологов. Даже наших «домашних друзей» – собак в мире насчитывается всего несколько сотен миллионов особей, и это ничто в сравнении с общей численностью людей на Земле. И это несмотря на то, что, казалось бы, большинство людей осознает непреложную истину, озвученную Марко Ламбертини, директором Всемирного фонда дикой природы в упомянутом выше отчете: «Богатство и разнообразие дикой жизни на Планете является ключевым для поддержания сложной экосистемы. Жизнь поддерживает жизнь, и мы являемся частью этого уравнения. Потеряйте биоразнообразие, дикую природу и системы, поддерживающие жизнь, такими, как мы их знаем сегодня, рухнут».
Действительно, это в той или иной степени понимают, пожалуй, очень многие, но, как говорится, есть одно «но». Забота о дикой природе во многом противоречит первому принципу социально-технологической эволюции (а также дарвиновскому принципу естественного отбора). Да, нам тяжело признаться себе в этом, но, проще говоря, человеку комфортнее жить, если никакой дикой природы не будет вовсе. Не будет акул в океанах, ядовитых медуз или морских ежей у побережья, не будет хищных зверей в лесах, смертельно опасных змей в тропиках и наконец, потенциально опасных или просто вызывающих чувство брезгливости насекомых типа пауков, клещей или комаров, ведь они могут переносить смертельные для человека вирусы.
В понимании большинства людей природа может существовать лишь как некий «всепланетный зоопарк». Хотим – соприкасаемся с ним, ходим в него, можем поиграть с его обитателями. Не хотим – знать о нем ничего не знаем. И, несмотря на все разговоры последних лет о том, что животные тоже чувствуют боль и имеют сознание, наверное, никто из нас даже в мыслях не может поставить знак равенства между жизнью человека и животного. И это устойчивое представление о том, что «животные – для человека» (для еды, помощи, забавы, наконец) восходит еще
