щекочет приятное возбуждение, отчего член напрягается и со следующим толчком входит в холодное лоно оперной дивы.
Нити скручиваются, вьются, сцепляются, создавая ажурные узоры, витражи и орнаменты. В одном из них можно увидеть, как разъяренные люди сносят высокие ворота. Ошалев от ярости и страха, они, наконец, прорываются за неприступные стены. Первоматерь дарует им волокна неисчерпаемой энергии, и они с благодарностью их принимают.
Коктейли Молотова разбиваются о двери, крыши и стены небольших кособоких лачуг, которые тут же возгораются ярким пламенем. С вилами, тесаками и ружьями жители Теневого вторгаются на запретную территорию.
Следующая роспись на вязаном полотне показывает, как из приземистых изб выбегают будоражащие воображение существа. Выродки сдохших в муках матерей, исчадия больных родителей, потомки неполноценных людей, отродья, зачатые безумными женщинами в союзе с животными, создания с мутировавшими генами — все они спасаются бегством. Одни лишены конечностей, у других, напротив, ряды крошечных шевелящихся ручек, а то и четыре ноги — боковые ножки значительно меньше передних и при движении болтаются, как дохлые змеи. Третьи по всему телу утыканы наростами наподобие коренных зубов, а некоторые — в затвердевших волдырях, свисающих с голов и туловищ, точно колонии грибов-паразитов.
Они бегут настолько быстро, насколько позволяют физические отклонения, кто-то падает в грязь и сразу умирает, проткнутый вилами или застреленный из ружья.
Лицо Льва исчезает в кровавом месиве. Он противно пыхтит, точно свинья, отфыркивающаяся от воды. Хлюпая, рукоять врезается ему в голову и застревает. Инга выкорчевывает ее, как сорняк на огороде, наступая ногой в кровянистый студень, но вынуть не может.
Словно живая, Ноосфера дышит в квартире Алексы. Японская теледива Каяо Киоко принимала земляную ванну с топинамбуром, считая, что это расслабляет внутренние органы и вызывает экстаз. Мэрилин Монро любила пену до краев, порноактриса из Бельгии Стеф Грант купалась в сперме, а Елизавета Батори, известная также как Чахтицкое чудовище, омывалась кровью девственниц. У каждой имелся собственный тайный способ дотронуться до чувственного мира.
Алекса нежится в крови и внутренностях зверей. Она сливается с органикой, с природой на своем низшем животном уровне, поет мантры и вот уже сама Ноосфера тянет к ней руки. Похожие на стебли растений, новые вены различных цветов прокладывают путь по телу девушки, набирая скорость, разрывая ткани. А потом приходит оно.
Что-то бесформенное, необъятное, оно обрушивается на девушку, словно многоэтажное здание, и неиссякаемые потоки энергии бегут по новым венам. От этого невероятного ощущения ее сердце замирает, затем же начинает качать кровь с удвоенной силой, с усердием маньяка.
Из красной воды выныривает головка напрягшегося члена.
С подобным возбуждением Инга вырубает телевизор, но прежде чем замолкнуть, тот освещает новую порцию вестей о самоубийствах, нашествиях саранчи, бесплодных землях и случаях бубонной чумы. Какой-то мыслитель однажды сказал: давным-давно люди жили в Эдеме, но это не означает, что мы должны туда вернуться.
Комната тонет во мраке, и в тишине гул, который она уловила краем уха, когда выкуривала свою последнюю сигарету, звучит иначе. Теперь он более объемный, сочный, интенсивный. Вроде бы гудение исходит из подсобных помещений, которые долгое время не видели ремонта и не используются.
До живых — пока еще — стариков доходит, что в «Сизой Голубке» творятся неладные вещи: точно курицы-наседки, они кудахчут за закрытыми дверями палат. Лев валяется на полу рядом с опрокинутыми стульями, а Инга уже в столовой. Берет нож с широким лезвием для разделки мяса и, как только возвращается назад, распахивается дверь одной из палат.
В проеме — силуэт сгорбленной бабки, прижимающей руки к груди.
— Инна? — вопрошает она жалобным голоском. Что может быть хуже, чем плаксивый старческий голос и неверно произнесенное имя? — Инна, что здесь происходит?
В темноте Инга не разбирает, что за старая перечница выглянула из укрытия. Насколько она может судить, погода за окном не изменилась — все тот же период затишья после революции природы, а вот внутри грозовая туча бледнеет, съеживаясь, как цветок, прибитый первым инеем, дождь сменяется снегом, мятежный настрой уступает место холодной решимости.
Выступив вперед, одним взмахом Инга рассекает бабке горло. Сдавленный вскрик. Кровь фонтаном хлещет в разные стороны, с чавкающим звуком открывается рана, когда бабка в поисках опоры мотает головой. Внезапно она срывается с места и, не разбирая дороги, несется вперед. Бежит на удивление живо, словно тело выжимает из себя последние соки. Разбрасывая стулья у телевизора, спотыкается о Льва и плашмя падает на пол.
Хитрость состоит в том, что свое проживание тут каждый пенсионер оплачивает самостоятельно — семьдесят пять процентов от пенсии, остальные двадцать пять в редких случаях выдаются ему на руки. Зачем человеку деньги, если у него есть билет на тот свет?
Богадельней считается заведение для призора немощных, увечных и неисцелимых.
«Сизая Голубка» — это богадельня. Это вам не дом отдыха, а место, где вы получаете возможность вернуться в прошлое — к самым поганым моментам вашей жизни.
Как «Черный Дельфин», «Полярная Сова» или «Владимирский централ».
Инга избавляет людей, стоящих на грани смерти, от обязательств.
Едва она входит в палату, старики начинают верещать, словно птицы, застигнутые врасплох.
В тот же миг Алекса встречает Ноосферу сладчайшим оргазмом. Головка члена выстреливает пулеметной очередью, и молочная жидкость окропляет желудки, сердца и кишки, плавающие в ванной. Оргазмирует и Артур, отталкиваясь ногами от деревянных стенок и глубже проникая в чрево мертвеца. Когда он вместе с телом вываливается из гроба в прорытую в земле траншею, его, обессиленного, подхватывают чьи-то руки и куда-то тащат. Ноосфера переходит в новое эволюционное состояние.
Двое сопровождающих неописуемо уродливы. Они волокут Артура по кладбищу, а потом вглубь леса, еще не зная, что их племя уже обнаружено и истреблено. За деревьями в небо стреляют отсветы горящих жилищ. Именно там испуганные сельчане из Теневого, решившиеся на отчаянный шаг, вершат правосудие.
Именно там маленький ребенок посреди хаоса и разрушения зовет маму. От едкого дыма у него слезятся глаза, руки, испачканные копотью, оставляют грязные разводы на щеках. Он чрезвычайно безобразен даже по меркам своего отнюдь не привлекательного племени. Верхняя половина лица этого существа лишена плоти, вместо нее череп покрывает мясистый гребень, как у петуха. Огромный рот зияет, словно пещера, когда дитя истошно просит мать о помощи.
Ребенка вилами гонят к окраине села несколько мужчин. Если он не слушается команд, они вонзают ему в спину острые колья, и тогда дитя вынужденно, как зверь, бредет туда, куда ему указывают. На деревьях — изувеченные трупы. Однако неясно, являлись ли выродки такими при жизни или их здорово
