несообразительность. – Мне… мне жаль, Самаэль. Я знаю, что она была женой твоего отца, но кем приходилась тебе… Когда Эмма искала информацию для меня, там не было сказано, и…
– Подождите… – он медленно моргнул, поднимая на неё взгляд. – Доктор… Это… Так это вы навели полицию на неё?
– Что?
– Её же сместили… и я думал, это была внеплановая проверка, но… Это были вы?..
– Не совсем я, Самаэль, Эмма решила проверить её, и начальство в полиции…
– Но… что же я наделал?.. – пробормотал Лукас, бледнея на глазах. Хлоя на секунду замолчала, чуть хмурясь.
– Самаэль, ты здесь ни при чём, это моя вина. Я не знала, куда лезу, когда просила Эмму проверить вашу семью, и…
– Не-е-ет, – покачал головой Эосфор. – Нет. Если бы я не назвал вам своё настоящее имя, вы бы ничего не узнали. Если бы я не попытался в очередной раз выбраться оттуда, она была бы жива! Но я вырвался, и ради… ради чего?! Ради этого?! – он яростно стукнул по подлокотнику инвалидного кресла. – Что я натворил?..
– Самаэль, – Харрис перехватила его руку, сжала её, заставляя его смотреть на себя. Больше всего ей сейчас хотелось оглянуться снова, чтобы проверить, не привлекла ли чьё-то внимание столь бурная реакция Лукаса, но она не рисковала отводить взгляд – сейчас ему нужен был этот контакт. – В этом нет твоей вины. Твоя жизнь была просто невыносимой, и ты хотел вырваться из этого ада. Никто не знал, чем это кончится, верно?
– Верно, – пробормотал Эосфор, пряча глаза. Хлоя глубоко вздохнула. Она была жутко виновата перед ним – нанесла рану, даже не подумав, что делает. Ей стоило бы догадаться, что Лукас не винит свою тюремщицу – его чудом не сломил страх перед отцом, и он вряд ли мог хранить обиду на женщину, которая разделяла этот страх, кем бы она ему ни была. Эосфор часто поражал её – но это было довольно логично. Если Лукас был так силён и умён, как Харрис думала о нём, то он просто не мог не найти в себе сил, чтобы простить Карен. И разумеется, додуматься до причины, по которой Годфри от неё избавился, не составляло труда.
Это Хлоя встретилась с ней пару раз, а Лукас, может быть, прожил с ней в одном доме несколько лет.
– Хорошо, – осторожно сказала девушка. Её подопечный качнул опущенной головой, мол – «ничего хорошего». Харрис сделала небольшую паузу, коснулась его запястья, привлекая внимание – началась самая сложная часть. Самая ответственная. – Теперь, прошу тебя, Самаэль – мне нужна твоя помощь, – сказала Хлоя. Эосфор искоса взглянул на неё. – Мы хотим разоблачить твоего отца, и нам нужны данные, что ты собрал на него полтора года назад. Мы опубликуем их, – ожидаемая реакция: Лукас широко распахнул глаза, почти отшатнулся, насколько смог сделать это в коляске, с ужасом глядя на девушку.
– Что?..
– Тебе почти удалось его разоблачить, – Харрис придвинулась ещё ближе. – И мне нужно знать, как именно ты это сделал. Мне нужно то, что ты собрал на отца, Самаэль. Если эти данные недалеко, этой ночью мы с Джонатаном опубликуем всё, – Эосфор отчаянно помотал головой. – Послушай, скоро выборы, и если мы его не остановим…
– Нет! Я не могу! – воскликнул он. Хлоя опять сжала его руки, заставляя смотреть на себя – но теперь уже украдкой огляделась, проверяя, не шевелятся ли подозрительно позади них кусты. – Я не могу позволить вам так рисковать!
– Но ты рисковал, когда пытался сделать это в одиночку полтора года назад. Ты был один, а теперь у тебя есть поддержка полиции и прессы. Самаэль, мы должны!.. – он всё ещё тряс головой, и Харрис закусила губу, выдыхая, стараясь не нервничать. – Ты так его боишься? Почему?
– Вы не должны подвергать себя такой опасности! – выдохнул Лукас. Во взгляде у него был искренний ужас – и Хлоя замолчала, прищурилась, глядя ему в глаза.
– Почему? – ещё раз повторила она. Тихо, спокойно – если кричать в ответ, то ничего, кроме ещё большего страха, девушка не добьётся.
– Потому что я… я… – Эосфор стиснул зубы, проглатывая окончание фразы. Опустил веки, стараясь успокоиться, и гораздо тише продолжил: – Просто вы… вы так заботитесь обо мне, доктор. Вы рискуете жизнью ради меня, просто оставаясь здесь, – язык нервно скользнул по пересохшим губам. – И вы хотите повторить мои ошибки? Сделать то же самое, за что меня сначала заперли в психушке, а потом лишили ног? – Харрис кольнула вина – они до сих пор это не обсудили. Может быть, Лукас заговорил бы с ней прошлым вечером – но она почти убежала от него, оставив одного. А ему, вообще-то, было плохо из-за этого – каким бы весёлым во время общения с семьёй он бы ни казался. – Зачем вам это?! – голос сорвался на высокой ноте. Теперь уже и сам Эосфор огляделся – глаза у него были влажными, чуть покрасневшими. Он не обвинял её вслух, но обвинил одним своим видом.
– Если он сделал это с тобой, он сделает это с кем угодно, – ответила Хлоя словами Джонатана. Сейчас они казались даже вернее, чем тогда, когда она их впервые услышала. Нужно было помнить о том, что «потом» у них будет куча времени. «Сейчас» – нужно заставить Лукаса собраться и помочь ей сделать то, что нужно ему самому. Как бы ни было страшно. – Мне тоже, мягко говоря, неуютно здесь находиться. Я тоже под огнём рядом с тобой, – Харрис крепко сжала его руку. – Но я остаюсь здесь, потому что… Мне жаль тебя, Самаэль, – она качнула головой, подтверждая свои слова. И вдруг увидела, как что-то в его глазах медленно гаснет. – Я не могу бросить тебя тут на растерзание этим монстрам, и…
Эосфор выдохнул. Плечи у него опустились, он сглотнул, будто стараясь убрать комок в горле.
– «Жаль»? – переспросил он. – Это просто жалость?
– Самаэль?
– Но вы… – он говорил медленно, словно что-то давило на горло. Хлоя уже слышала такую его речь, когда он лишился ног – но что случилось сейчас? – Вы же сказали, мы стали… друзьями, – последнее слово прозвучало так, как будто Лукас буквально заставил себя его произнести.
Пару секунд Хлоя думала. Эти слова были знакомы – но она точно помнила, что никогда не обсуждала с ним тему их отношений. Потом до неё дошло – ночная беседа с Джорджиной, первый раз, когда Эосфор сам отправился в ванную… Понятно. Он слышал их разговор. Может быть, не весь, потому что тогда Лукас бы точно знал, почему Ноа запер его тогда в душе.
