подъёме. Что было странно, учитывая то, что сутки назад она отравилась, а сегодня им нужно было быть в разы осторожнее, потому что вокруг было гораздо больше людей, чем обычно. Но когда Хлоя вошла к нему в комнату, он почувствовал, что девушка готовится что-то ему рассказать. Сердце у него почуяло неладное, Эосфор сразу же напрягся, ещё не понимая, что именно он чувствует.
Харрис и правда собиралась с ним поговорить. Она полночи размышляла над тем, что и как будет сегодня делать – придумала десяток ответвлений плана, если что-то вдруг пойдёт не так, заранее определила свои приоритеты: всё же для неё было важнее спасти жизнь Лукаса, а не посадить разом всю его семью. Хоть девушку подмывало как можно скорее избавиться ото всех, кто мог причинить им вред, торопиться было опасно. Пусть у неё не получится «накрыть» его родственников за один раз, пусть полиции придётся бегать за ними по всем штатам – это не так уж важно, если тот, ради кого она всё затеяла, окажется в безопасности. Хотя, конечно и среди полицейских могли быть ненадёжные люди, но всё же: если у неё получится помочь ему избежать страшного конца в этом доме, в руках этой семьи – что ещё нужно? Эосфор казался вчера почти счастливым, когда она вернулась быстрее, чем ожидала – он искренне был рад общаться с невинными братьями и сёстрами, что никогда не вредили ему. По крайней мере, по собственному желанию. И Харрис сделает всё, чтобы он таким и остался – счастливым, конечно, а не полупарализованным.
Хлоя всё-таки должна была помнить, что она спасает души, а не сражается на поле боя.
Когда она вошла к нему утром, и он неуверенно ей улыбнулся, девушка тоже не сдержала улыбки. Её душе требовались действия, и сейчас она была готова перевернуть весь мир. Кто-то дал ей надежду спасти Лукаса из этого плена – хоть он и загорел, хоть выглядел более здоровым, набрал несколько килограммов, вернулся к музыке… Этого было мало. Теперь Харрис видела реальный шанс дать ему настоящую жизнь, а не её подобие.
Так что она даже рискнула спуститься вниз, чтобы позавтракать, вместо того, чтобы прятаться в комнате. Улыбка не сходила с её лица – да Хлое и не хотелось скрывать свою радость. Душевный подъём, если угодно. Она и так старалась всегда улыбаться – так что даже вечно настороженный Зак, спешащий куда-то, видимо, на зов отца, столкнувшись с ними на лестнице, ничего не заподозрил.
В доме уже начиналась суета – в столовой находилось всего несколько человек из тех, кого Харрис почти не знала. Джорджины с Ребеккой не было – Хлоя вздохнула, когда не нашла их взглядом. Как только она встала, ей пришлось спрятать подальше почти законченный плакат – Харрис была уверена, что девочки не станут поздравлять брата без него, даже если войдут к ней в комнату и найдут её подарок. И пусть это было довольно жестоко по отношению и к ним, и к Лукасу, который, может быть, ждал поздравления хотя бы на словах, девушка знала, что это того стоило.
Эосфор жевал быстрее обычного, поглядывая на неё. Хлоя понимала, что сейчас ей парой вопросов не отделаться – но теперь она была готова. Она знала, что скажет ему, что сделает, чтобы убедить его, какие советы даст – может, это больше было похоже на план для диалога в книге, или на пометки сценариста, но девушка неплохо знала своего пациента. Хлоя была уверена в себе – и в том, что Лукас согласится с ней, понимая, что другого выхода может не быть.
Это было началом финала истории, в которую она ввязалась, не до конца понимая, что делает – но вот сейчас у неё, наконец, был план действий.
Когда завтрак был окончен, Хлоя немедленно поднялась и толкнула коляску – прежде, чем Эосфор успел хоть с кем-то заговорить. Она логично рассудила: обсуждать планы в стенах этого дома, где и до семейного слёта было довольно людно – небезопасно. Это было похоже на гонку, игру, в которой исход знала только Харрис. Как будто она единственная уже проходила сложный уровень, и на этот раз – решила взять с собой друга, который почему-то пропустил обучение.
Только вот ценой проигрыша был бы не один испорченный вечер.
Они быстро проскочили мимо копошащихся у лестницы Аманды и Макса. В общем-то, Хлоя, как обычно, выкатила Лукаса на прогулку – в сад. Эосфора это смутило, хоть всё и было по расписанию. Конечно, её торопливость можно было объяснить тем, что она не хочет, чтобы их кто-то к чему-то припряг, чтобы их вообще заметили и утащили на съёмки – но почему тогда девушка спустилась вниз, вместо того, чтобы принести завтрак наверх, или попросить об этом кого-то из тех, кому более-менее доверяла?
– Доктор, – когда они оказались у входной двери, обратился Лукас. Харрис кивнула, торопливо открывая входную дверь и выталкивая коляску на улицу. – Что-то случилось? – спросил он. Обычно девушка оставляла его в столовой, если уж они спускались вниз, и уходила за двумя гитарами, чтобы не бегать несколько раз. Если уж она так торопилась, то могла бы прихватить их сразу – но Хлоя и не думала об инструментах.
– Да, – кивнула Харрис, закрывая за собой дверь и вновь толкая кресло – теперь уже в сторону пандуса. Лукас ухватился за подлокотники – девушка шла быстрее обычного, едва скрывая торопливость движений. Ему вовсе не улыбалось врезаться в какое-нибудь дерево, или перекувыркнуться через перила зигзагообразного пандуса. – Мне нужно с тобой поговорить, – сказала Хлоя.
– Хорошо… – Эосфор умолк, крепче цепляясь за коляску. Харрис всё-таки справилась с управлением – они добрались до своего любимого места. Девушка несколько секунд стояла позади него, будто не до конца понимала, что путь был окончен – или же подбирала слова, чтобы заговорить. Или оглядывалась, боясь, не следит ли за ними кто из кустов?
Наконец, она отошла. Села в своё любимое плетёное кресло. Придвинулась немного ближе обычного. Глубоко вдохнула.
И пересказала ему события последнего вечера – почти шёпотом, озираясь, чтобы их кто-нибудь не подслушал.
Когда она дошла до той части, где журналист сообщил ей, что полиция наконец разобралась с убийством Карен Леонард, Лукас впервые её перебил. Но не словами, а одним своим видом – Хлоя запнулась, вспомнив, что эта женщина, вообще-то, могла быть его матерью.
– Она мертва? – переспросил Эосфор. Голос у него слегка дрожал.
– Да, – Харрис закусила губу, ругая себя за
