свеклу выращивали на маленьких участках еще чаще.
Тем не менее, фермеры почти неизменно оказывались в менее выгодном положении, чем заводы: и сахарный тростник, и сахарная свекла очень быстро портились, поэтому обрабатывать их приходилось сразу же после уборки урожая. Такая незамедлительная реакция требовала тесного взаимодействия между заводом и полем, поэтому перед «независимыми» фермерскими хозяйствами просто не стоял выбор, когда и куда доставлять собранный урожай. В попытке добиться невозможной «синхронности без подчинения» по всему миру начали появляться фермерские кооперативы, призванные стать уравновешивающей силой по отношению к заводам или даже владеющие собственными мельницами.
В начале XX века первые кооперативные мельницы возникли в Австралии. Их строительство финансировало правительство Квинсленда после того, как сахарный тростник из плантационной культуры, выращиванием которой занимались меланезийские рабочие, стал исключительной прерогативой белых фермеров. В то же время европейские фермеры, возделывавшие сахарную свеклу, вели борьбу с промышленниками, пытавшимися взять их под контроль, и часто побеждали. Например, в Нидерландах фермеры в 1899 году основали кооперативный свеклосахарный завод в ответ на картельный сговор существующих заводов, а вслед за ним открылось еще шесть18. Интересно, что в наши дни 60 % голландского свекловичного сахара производится всего одним кооперативом; во Франции на рынке доминируют два крупных кооператива, Tereos и Cristal; в Германии два свеклосахарных гиганта – компании Südzucker и Nordzucker – представляют собой корпорации, где большинством акций владеют фермеры19. В случае компании Südzucker это потребовало сорокалетней битвы с промышленниками, пока наконец в 1988 году тридцать тысяч фермеров не одержали победу и не приобрели контрольный пакет акций этого сахарного и продовольственного гиганта20.
Даже в США, где корпоративный капитализм преобладал в сахарной отрасли с конца XIX столетия, сахарные кооперативы оказались жизнеспособной моделью. В Луизиане, где большинство плантаторов стали выращивать сахарный тростник и поставлять его на ближайшие заводы, группа фермеров в 1932 году основала первую в штате кооперативную мельницу, а к середине 1960-х годов кооперативы обрабатывали примерно четверть луизианского тростника21; во Флориде, где совместная деятельность фермеров была характерной чертой производства сахара еще до Второй мировой войны, в 1960 году тоже возник фермерский кооператив – его основателей вдохновил бойкот, который США объявили Кубе после прихода к власти Кастро. Сегодня это мощный бизнес с вертикальной интеграцией, тесно связанный с корпорацией Florida Crystals, принадлежащей братьям Фанхуль. Почти столь же впечатляющим был переход «Американской компании кристаллического сахара» (American Crystal Sugar Company), основанной Окснардом в 1898 году, к форме фермерского кооператива, который в начале 1970-х годов стал крупнейшим в США производителем свекловичного сахара. Столкнувшись с тем, что компания в попытке повысить эффективность сокращает расходы и закрывает заводы, фермеры, возделывавшие сахарную свеклу, решили сами управлять своей судьбой, выкупили акции и превратили компанию в кооператив22.
Эти события разительно контрастировали с тем, что происходило на глобальном Юге. Там в 1970-х годах многие кооперативы развивались достаточно неуверенно. Некоторые национальные проекты полностью подорвали доверие к философии кооперативов, поскольку вместо того чтобы предоставить фермерам полномочия и дополнительную поддержку, начали их угнетать. Начиналось все вроде бы хорошо, и сахарные кооперативы поднимались в Индии как грибы после дождя. В землях, прилегающих к Бомбею, кооперативная сахарная промышленность развивалась как ветвь еще более давней кооперативной системы, восходящей к 1870-м годам, когда резкое падение мировых цен на хлопок после Гражданской войны в США привело к обнищанию сельской местности. В попытке остановить приток нищих крестьян из глубинки в Бомбей правительство города и владельцы частного капитала стали помогать сельским кооперативам улучшить ситуацию в их местности. Они также содействовали масштабному проекту по проведению каналов для орошения обширных участков земли. Кредитные системы позволили крестьянам обзавестись плугами, а также дробилками, которые с 1910 года все чаще оснащались двигателем внутреннего сгорания23. Со временем процветающие кооперативы, объединявшие тех, кто выращивал сахарный тростник, сумели собрать необходимый капитал, построить заводы и вывести из игры бомбейских капиталистов.
На севере Индии, в штатах Бихар и Уттар-Прадеш, в 1930-х годах возникли кооперативы немного иного типа, призванные уравновесить влияние десятков заводов, основанных индийскими капиталистами и британскими управляющими агентствами – корпорациями, которые финансировали ряд компаний и управляли ими. Как правило, эти предприятия использовали посредников для переговоров с местными фермерами, чтобы убедить их отказаться от производства гура и выращивать вместо него сахарный тростник для заводов. Такая стратегия была очень обременительной и неэффективной. С некоторых станций поезда, нагруженные тростником, уходили в разных направлениях – и они явно направлялись не на ближайший завод. Неудивительно, что представители Индийской сахарной комиссии, совершившие ознакомительную поездку на Яву в 1920 году, увидели «Колумбово яйцо» – areaal, четко обозначенную территорию вокруг каждого яванского завода, с которой другим заводам запрещалось покупать сахарный тростник. Впрочем, это была полностью колониальная модель, изобретенная как часть яванской «системы принудительных культур» (1830–1870, см. главу 6), которая ставила фермеров, возделывавших сахарный тростник, в зависимость от воли заводов. Но на севере Индии эту проблему удалось разрешить именно при помощи фермерских кооперативов, поскольку им предоставили право от имени своих участников договариваться с промышленниками о цене, за которую предстояло продать сахарный тростник. И фермеры, и заводы получали выгоду, поскольку несколько тысяч кооперативов проводили эксперименты, распространяли новые сорта сахарного тростника и обеспечивали поставки химических удобрений24.
Фермерские кооперативы, сумевшие добиться успеха по всему миру, стали примером для правительств, нацеленных на формирование более эгалитарных и демократических условий в сельской местности. В случае Мексики развитие кооперативов сочеталось с разделением крупных землевладений. Но там, в отличие от Индии, Европы и США, инициатива по созданию кооперативов исходила не от фермеров, а владельцы заводов по-прежнему имели могущественные связи в мексиканской политике, что позволяло им контролировать сахарный рынок25. Еще хуже работникам сахарной отрасли приходилось в Перу, где военные, пришедшие к власти в 1969 году, забрали себе множество крупных поместий, в том числе гигантскую усадьбу Каса-Гранде, принадлежавшую Гильдемайстерам (см. главу 7). Их направляло не желание реформировать деревню, а желание сломить сопротивление, которое оказывали им эти крупные землевладельцы. Огромный знак «Casa Cooperativa» («Кооперативный дом») на крыше особняков, в которых прежде жили землевладельцы, казался золотым кольцом в носу у свиньи. Суровая реальность заключалась в том, что на мелких собственников легло бремя огромных долгов, когда перуанское правительство обязало их выплачивать компенсации крупным землевладельцам26. Режим Сухарто в Индонезии еще более бесстыдно насмехался над философией кооперативов. Он унаследовал страну с полуразрушенной сахарной промышленностью, малопригодную для добычи тростника. Дав своей программе название «Меры по упрочению положения землевладельцев, выращивающих сахарный тростник» (англ. Intensified Smallholder Cane), Сухарто вновь ввел
