была „опаснейшим и самым изнурительным занятием всей нации“». Другой пытливый журналист осуждал и жилищные условия, и саму жизнь в этих областях, утверждая, что они ниже самых низких стандартов, принятых в Америке. Лишь после того, как профсоюзы подали в суд на крупные сахарные корпорации за то, что заработная плата рабочих не достигала даже минимального уровня, принятого в США, – и после того, как по всему «сахарному поясу» посеяла тревогу эпидемия ВИЧ, – на полях появились жатвенные машины10.
Конечно, в богатых странах механизация продвигалась быстрее. Тарифные барьеры защищали предприятия в США и Европе от конкуренции с производителями глобального Юга, делавшими дешевый сахар, и создавали безопасную среду для крупных инвесторов. Таким образом протекционистские меры мешали массово переместить производство сахара из Европы и США в развивающиеся страны. Безусловно, это противоречило духу Бреттон-Вудского соглашения, заключенного в 1944 году и нацеленного на то, чтобы воспрепятствовать этому пагубному протекционизму, охватившему мировую экономику еще с 1920-х годов. Изначально к организациям, возникшим после принятия Бреттон-Вудской системы, таким как Всемирный банк и Международный валютный фонд, планировалось добавить Международную организацию по торговле (ITO). Над этим амбициозным проектом работал Джон Мейнард Кейнс, архитектор Бреттон-Вудских институтов. Цель ITO состояла в том, чтобы стабилизировать международную торговлю и мировые товарные рынки, но когда в 1946 году ее устав был сформулирован в Гаване и уже готов к ратификации, американский Конгресс отказался подписывать документ. Отказ от создания ITO явил ту огромную пропасть, что пролегла между интересами развивающихся стран и неизменным желанием наиболее продвинутых промышленных наций сохранить доступ к дешевым сырьевым товарам, а также защитить производителей, занятых в отечественном сельском хозяйстве. Поэтому международная система, начавшая действовать в 1948 году как Генеральное соглашение по пошлинам и торговле, – и ставшая предшественницей Всемирной торговой организации, – не охватила мировые товарные рынки.
Однако неудача с ITO привела к тому, что политики снова вспомнили про Международное сахарное соглашение, разработанное еще во время Великой депрессии, когда принимался «план Чадборна». По этой причине в Лондоне в 1953 году даже созвали конференцию под эгидой ООН. Выбор места пришелся не по душе сотрудникам организации, официально возразившим, что Лондон, серьезно пострадавший от бомбардировок во время Второй мировой войны, еще не готов принять крупную международную конференцию. На самом деле их тревожило то, что Лондон был столицей Содружества наций, а значит, мог выступать чем угодно, но только не нейтральной территорией. Всего за год до этого, в декабре 1951 года, Великобритания создала свой внутренний охраняемый рынок и приняла «Соглашение Содружества по сахару» (CSA), предоставлявшее британским доминионам эксклюзивный доступ на британский рынок по гарантированным ценам. Тем не менее британское правительство, располагавшее поддержкой США и достаточной политической компетентностью, сумело перехватить инициативу у ООН и защитить свои интересы. Британские чиновники ловко склонили к согласию делегатов от стран, вовлеченных в экспорт и импорт сахара, и вскоре производители сахара в Содружестве наций возликовали: им предоставили защиту11.
Настойчивость, с которой Великобритания продвигала «Соглашение Содружества по сахару», и непоколебимое стремление США поддержать свою систему квот очень пагубно сказались на итогах конференции и были восприняты странами – экспортерами сахара как откровенно несправедливые. Куба, в частности, имела полное право не принимать такие условия, и когда в 1959 году, прямо в день Нового года, коммунисты захватили на острове власть, они сразу же отвергли все ограничения на экспорт сахара, назвав их плодом интересов «сахарных королей и империалистических финансистов США». Куба настаивала на том, что страны должны освободить место для импорта – иными словами, на сокращении производства сахарной свеклы12. Этого не случилось, и в 1960-х годах богатые страны-производители укрепили цены на сахар введением протекционистских тарифных барьеров, таким образом снизив их на мировом рынке на 33–50 %13.
Тот же давний конфликт, что царил в сахарном мире еще с 1860-х годов, теперь угрожал уничтожить весь международный сахарный рынок. В 1968 году трое высокопоставленных чиновников в сфере международной торговли и сельского хозяйства предприняли смелую попытку – спасти сахарный рынок и возродить «Международное соглашение по сахару». Ими были Эрнест Джонс Пэрри, исполнительный директор совета, наблюдающего за «Международным соглашением по сахару»; Альберт Виттон, один из директоров Продовольственной и сельскохозяйственной организации Объединенных Наций, и Рауль Пребиш, впоследствии ставший генеральным секретарем Конференции ООН по торговле и развитию, учрежденной в 1964 году для согласования международной товарной политики. Впрочем, «Международное сахарное соглашение», разработанное этими тремя экспертами, позволило достичь лишь временного и частичного успеха. В 1977 году Европейское экономическое сообщество (ЕЭС), предшественник Евросоюза (ЕС), сорвало принятие обновленного соглашения, отказавшись его подписывать. Более того, ЕЭС рассчитывало, что остальные страны, подписавшие договор, будут соблюдать налагаемые им ограничения. Дальнейшие переговоры по возрождению соглашения, проведенные в 1984 году, не смогли преодолеть разногласий в том, как сократить массовое перепроизводство, составившее двадцать миллионов тонн14.
Через год мировому сахарному рынку предстояло пережить еще один крах, посеявший панику во многих «сахарных поясах». Как мы еще увидим, эта катастрофа поставила крест на многих национальных проектах глобального Юга, нацеленных на то, чтобы оставить колониальное неравенство в прошлом и создать на тростниковых полях более справедливые условия труда.
Сахар за пределами колониализма: кооперативы
Бесчисленные неудачные попытки создать на международной политической арене более стабильный и честный мировой сахарный рынок пагубно влияли на любые старания предоставить фермерам, возделывавшим сахарный тростник в так называемых развивающихся странах, их справедливую долю – и в конечном итоге обрекли все эти старания на провал. Считалось, что самую важную роль в них играли кооперативы. Энциклика папы Иоанна XXIII Mater et Magistra, изданная в 1961 году и отразившая дух и проблемы своей эпохи, открыто поощряла создание фермерских кооперативов15. В случае сахарного тростника позиция папы прекрасно соответствовала тенденции, предполагающей строительство все большего количества центральных сахарных заводов и маломасштабных фермерских хозяйств. Эта тенденция возникла в Австралии, на Маврикии, в странах Карибского бассейна и в Мексике после революции 1911 года. Спустя несколько десятилетий на Пуэрто-Рико был запущен всесторонний проект по перераспределению земельных участков, в ходе которого земля и гасиенды, подконтрольные крупным американским сахарным компаниям, либо перешли к правительственным фермам, либо оказались у безземельных пахарей, зависевших от землевладельцев-гасендеро16. Этому переходу к возделыванию сахарного тростника на небольших земельных участках было суждено продолжаться на протяжении всего XX столетия и окончиться лишь в 1990 году, когда более чем 60 % сахарного тростника во всем мире произрастало на участках средней площадью менее пяти гектаров. Как правило, сахарный тростник возделывали в сочетании с другими культурами, чтобы почва могла восстановиться17. Сахарную
