следующий год обоих мальчиков отправить в государственную школу. Продать домик в Брекенридже, вернуть взятый в лизинг новый люксовый кроссовер и купить подержанный «Универсал», купить себе телефоны-раскладушки, рефинансировать ипотечный кредит и с помощью излишков средств вернуть то, что сам Бек занял у компании, – и в первую очередь расплатиться с сотрудниками, начиная с Лейлы. Прямо тут же, сидя за кухонным столом, Бек написал сотруднице, что аванс уже переведен на ее счет, – и теперь это была чистая правда. Придется разработать отдельный план, чтобы спасти фирму, но, учитывая то, как Соня лихо справлялась с цифрами, Бек подумал, что, может быть, она и здесь поможет.
Еще придется изменить образ жизни. Не покупать еду навынос в кафешках каждый вечер, не брать себе латте дважды в день. Куда чаще готовить просто макароны с сыром. После спокойного ужина из курицы с картошкой Бек рассказал мальчикам о финансовой ситуации и о том, что придется затянуть пояса. Они сидели на диване в гостиной, Соня на кухне занялась посудой. Но Бек ее предупредил, что ей разрешается только потереть и сполоснуть. Остальное он сделает сам.
– Вы ведь любите макароны с сыром, ребята? – спросил он.
Чарли сказал:
– Вполне, если к ним положить сосисок.
Мальчик соскочил с дивана и побежал наверх, в свою комнату. Бек тоскливо посмотрел сыну вслед: ему не хотелось начинать разговор, который был сейчас необходим.
И тут Эйдан его удивил. Он остался в гостиной, притих. Выражение его лица напомнило Беку о том утре в Колорадо-Спрингс много месяцев назад. Тот день, когда его брат впервые остался на скамье запасных.
– Что такое, Эйдан? – спросил Бек. – Ты хочешь рассказать, как разбил сегодня очки Ксандеру? Потому что нам надо об этом поговорить.
Без всякого предупреждения Эйдан начал плакать. Это был не тихий заикающийся плач, а полноценный, затяжной фестиваль соплей с ревом во весь голос. Бек притянул сына к себе. Они переждали этот выплеск эмоций вместе. Худое тело мальчика грело его.
– Расскажешь, когда будешь готов, хорошо?
Эйдан кивнул. Бек подождал еще немного.
– Чарли, – наконец с запинкой произнес Эйдан имя брата, – Чарли не подрезал меня в Брекенридже. Я это придумал.
Бек вытаращился на сына.
– Но зачем, Эйдан?
– Я на него разозлился, потому что из-за него мы решили съехать еще раз.
– И ты нарочно упал?
Мальчик покачал головой:
– Я думал, что смогу удержаться на ногах, просто сделаю вид, что он пытался меня повалить.
– Боже мой, Эйдан…
Бек погладил сына по спине, и когда мальчик успокоился, Бек стал его расспрашивать. Вскоре он узнал о других проступках Эйдана, вину за которые принял на себя Чарли, – в том числе и о том, что дыру в гипсокартоне пробил Эйдан, а не Чарли. А еще именно Эйдан рассказал Азре о Тессе и Беке, превратив историю о том, как брат краем глаза увидел няню без лифчика, в куда более тревожный эпизод.
– Но почему Чарли признавался в том, чего не делал? – настаивал Бек.
Эйдан пожал плечами.
– Он говорит, если ты поверил, что он пытался мне навредить, когда мы катались на лыжах, то тогда можешь обвинять его и во всем остальном.
Бек закрыл глаза. Неутешительное мнение Чарли об отце было как удар заточкой меж ребер, как и значительные способности Эйдана в плане правдоподобного вранья.
– И это тебя устраивало? – спросил Бек. – Устраивало, что он за все это получает шишки?
– Он мой брат, – сказал Эйдан, и милое раскаяние начало перетекать в новую, подростковую дерзость.
Бек откинулся на спинку дивана и стал думать над тем, что услышал за последние несколько минут. Обо всем, что не потрудился узнать, плавая в собственном нарциссическом болотце.
«Боже, как я люблю этих мальчиков! Но что еще я упустил за последний год или два? Что просмотрел? Что, может быть, уже никогда не исправить?
Но близнецам ведь и двенадцати нет. Еще есть время. Должно быть!»
Эйдан отстранился.
– Так какое мое наказание, папа?
Какое-то время Бек не отвечал, позволил вопросу повиснуть в воздухе. Самое душераздирающее, Эйдан явно хотел, чтобы было наказание, хотел, чтобы его приструнили. Этому мальчику нужны были какие-то границы в жизни, начиная с его собственного поведения в последнее время.
– Я обсужу это с твоей мамой и Соней, – сказал Бек, и ему понравилось, как это прозвучало.
Контроль и управление.
– Я не хочу учиться в этой школе для одаренных, папа, – выпалил Эйдан.
Бек поколебался:
– Ты уверен?
– Она мне противна.
– О’кей, – с расстановкой проговорил Бек. – Мне надо поговорить с твоей мамой, но я тебя понимаю, и естественно, мы не будем тебя заставлять, если ты пройдешь второй отбор. Кроме того, у тебя и без того хватит дел: будешь тренироваться в СКАГО, правильно?
Мальчик покачал головой:
– Туда я тоже не хочу
Бек вытаращился на него:
– Ты не шутишь?
– Я не хочу столько мотаться на машине, да и мои друзья все останутся в КФК. Может быть, в старших классах. А сейчас я хочу остаться в КФК с Чарли. Да и это, наверное, дешевле?
– Ну да, конечно, – сказал Бек. Притом что любой вид юношеского спорта стоил под три тысячи долларов за семь месяцев сезона, это выходило намного дешевле. – Но ты ведь так долго об этом мечтал. Подумай о соревнованиях, путешествиях, крутой форме. А еще потом легче поступить в вуз…
Появилось лицо Сони, по-немецки строгое. Жена заглянула к ним из кухни и погрозила пальцем. Эйдан ее не заметил, но Бек прекрасно видел свою прекрасную Соню.
– Знаешь что? – сказал он. – КФК – это классно. Я горжусь, что ты остаешься со своей командой. Вот это настоящая верность, сынок.
Последнюю фразу он произнес грубовато, немного в духе Уэйда Мелтцера.
– Так ты не против? – спросил Эйдан, не веря.
– Знаешь, – Бек, зевнув, положил руку на плечи сына, живо ощущая, насколько ему повезло в жизни, – если честно, для меня это… облегчение.
73. Роуз
Роуз остановила машину на подъездной дорожке и выключила зажигание. Свет на крыльце не горел, но дверь была открыта и выпускала наружу бледный поток света из дома, который золотил бутоны кизила. Игра света напоминала блестки на поставленной на обочине новогодней елке. Над коленом позвякивали ключи, охлаждающийся двигатель издавал ровное тиканье, которое неспешно сходило на нет.
Роуз сидела в машине, восстанавливая дыхание. Слева она заметила движение. Эмма Кью выбежала из дома и помчалась через двор. Роуз услышала, как открылась и закрылась дверь машины, но не видела, что происходит: вид загораживали два куста сирени.
В дверном проеме появилась тень. Гарет – нет, не муж – вышел наружу. А на машине, оказывается, приехала Азра. Когда на крыльце зажегся свет, ее длинные черные волосы засияли. Одну ногу она поставила за порог, а другую на крыльце. Ее сильная рука держалась за дверной косяк. Она заговорила. Гарет стоял спиной к свету, лицо его было в густой тени.
