так обширны пашни, в которых всего несколько десятин). Тридцать батманов хлеба выдал ты на посев, завьючьте ими скот. Надень на себя латы, иди воевать в Рум. Просейте муку, напеките хлеба в дорогу. Живешь ты в большом богатстве, о тебе сплетничают в народе, иные ненавидят твое доброе сердце. Сидишь ты на ковре (это тростниковая циновка), халат на тебе цвета полной луны (из кендырного холста, окрашенного в желтый цвет корою джиды)“ и т. д.» Видимо, устав записывать, путешественник завершает: «Песня продолжается еще столько же».
И — да — достойный бек, как и все лобнорцы, летом ходил босиком. Так что песня эта, как мы видим даже из текста, немало позабавила Николая Михайловича.
* * *
Тем временем наступило любимейшее время Пржевальского — весенний пролет птиц. Еще со времен, когда он совсем молодым наблюдал за этим явлением на озере Ханка, он всегда планировал свои экспедиции с тем, чтобы выделить время на орнитологические исследования. Останавливался он в это время и на Лобноре, но не мог отказать себе в удовольствии провести здесь весну, когда после зимнего запустения вдруг поднимается «кипучая суматоха». Уже 27 и 28 января на Лобноре были встречены небольшие стайки лебедей и уток-шилохвостей. Вслед затем появившиеся птицы исчезли до 7 февраля, когда опять появились уже значительные стаи тех же шилохвостей. С 12 февраля начался валовой прилет водяных птиц на Лобноре. Как весной 1877 года, так и теперь главную массу составляли шилохвосты, затем красноноски и серые гуси; несколько позднее значительно умножились бакланы, а также утки-полухи, утки-свищи и отчасти белоглазые нырки. Другие же виды уток просто терялись в этой громадной массе.
«Валовой прилет водяных птиц на Лобноре продолжается весной недели две или около того. В этот период утки и гуси появляются здесь в таком громадном количестве, какое мне приходилось видеть при весеннем же пролете только на озере Ханка в Уссурийском крае. Но там страна совсем иная, потому и иная картина весенней жизни пернатых. В общем на Ханке им несравненно привольнее, чем на пустынном Лобноре».
С началом валового прилета уток начались и каждодневные охоты за ними. Они были так же баснословно удачны, как и весной 1877 года, или даже удачнее. Это то время и те занятия, которые Николай Михайлович любил больше всего.
«К концу охоты, обыкновенно часов около трех пополудни или немного позднее, приходит с бивуака казак с мешком и забирает добычу. Иногда же и сам на обратном пути до того обвешаешься утками, что насилу домой добредешь. Впрочем, такая бойня скоро надоедает, так что после нескольких подобных охот мы сделались довольно равнодушны к тем массам птиц, которые ежедневно можно было видеть возле нашего бивуака. С другой стороны, в последней трети февраля утиные стаи более рассыпались по талой воде, а лед днем мало держал человека, так что охота стала труднее и менее добычлива; да, наконец, набивать через край мы по возможности остерегались. Однако в период валового пролета, то есть с 12 февраля по 1 марта, нами было принесено на бивуак 655 уток и 34 гуся. Весь наш отряд продовольствовался этими птицами; излишнее отдавалось лобнорцам».
Почти 50 дней провела экспедиция на Лобноре, наслаждаясь отдыхом среди друзей, охотой и ее плодами. Однако теперь перед путешественниками открывался третий этап экспедиции — путешествие по Восточному Туркестану.
Глава седьмая. Оазисы в пустыне
Прощай, Лобнор! — Оазис Черчен. — Загадочные мертвецы. — Оазис Ния. — Участь бедняков. — Оазис Керия. — Канатная дорога. — Нефритовые рудники. — Мусульманская колония Пола и легенда о ее прародителях. — Сель в горах. — Золотые россыпи. — Оазис Чира и конец летней экскурсии. — Оазис Сампула и осенний пролет птиц. — Хотанский оазис. — Горькая надпись и бесплодные поиски тигров. — Перевал Бедель: конец путешествия.
Сначала Пржевальский хотел выступить в середине марта, однако отложил дату начала похода, чтобы снять фотографии с каракурчинцев и съездить на лодке вниз по Тариму. Наконец 20 марта 1885 года, в тот же день что и в 1877 году, экспедиция покинула Лобнор. Лобнорцы чуть не поголовно пришли из ближайших деревень прощаться с русскими, а Кунчикан-бек вызвался даже быть их провожатым на несколько дней.
Вскоре экспедиция вышла к реке Черчен-Дарье и пошла по ее течению. Ботанические и зоологические сборы, против недавнего лобнорского изобилия были скудны, хотя рыбалка оказалась отличной. Оазис Черчен лежал на абсолютной высоте 4100 футов по обе стороны Черчен-Дарьи, верстах в шестидесяти по выходе ее из гор на небольшой лессовой площади, окруженной сыпучими песками. Эти пески на правом берегу Черченской реки подходили к воде почти вплотную и уходили к горам; на левой стороне той же реки песчаные массы начинались несколько поодаль, хотя наносы от них подходили к самому оазису и превращали его окрестности в пустыню. Пржевальский отмечает, что в песках погребены остатки некогда процветавшей здесь древней культуры:
«Здесь на протяжении семи-восьми верст от севера к югу и около двух или более от востока к западу встречаются остатки башен, саклей и места прежних арыков. Нынешние жители Черчена производят иногда раскопки на месте городов; гораздо же чаще ходят туда на поиски после сильной бури, местами выдувающей песок на значительную глубину. Случается находить медные и золотые монеты, серебряные слитки, золотые украшения одежды, драгоценные камни (алмазы и бирюзу), бусы, железные вещи, кузнечный шлак, медную посуду и, что замечательно, битое стекло в самом древнем городе; в более же новом черченцы добывают для своих надобностей жженый кирпич. Затем при раскопках встречаются склепы и отдельные деревянные гробы. В тех и других трупы (небальзамированные) обыкновенно сохранились очень хорошо благодаря, конечно, чрезвычайной сухости почвы и воздуха. Мужчины весьма большого роста и с длинными волосами, женщины же с одной или двумя косами[144].
Однажды открыт был склеп с 12 мужскими трупами в сидячем положении. В другой раз найдена была в гробу молодая девушка. У нее глаза были закрыты золотыми кружками, а голова связана от подбородка через темя золотой пластинкой; на теле надета длинная, но узкая шерстяная одежда (совершенно истлевшая), украшенная на груди несколькими тонкими золотыми звездочками, около дюйма в диаметре; ноги оставлены босыми. Даже дерево гробов, как нам говорили, иногда так хорошо сохранялось, что черченцы употребляют его на кое-какие поделки. Вместе с человеческими трупами в могилах попадаются кости лошадей и баранов.
Туземцы уверяли нас, что следы древних поселений и городов встречаются также по всему среднему течению Черчен-Дарьи. Эти остатки все лежат на западной стороне названной реки, в расстоянии 5–15 верст от нынешнего ее русла, отодвинувшегося, следовательно, к востоку. Старое русло Черчен-дарьи местами также видно между упомянутыми развалинами, ныне большей частью засыпанными песком пустыни. По преданию, здесь некогда
