жило племя мачин, как и далее вплоть до Лобнора»[145].
Огромный горный хребет, у подножия которого лежал путь экспедиции из Черчена в Керию, был определен Пржевальским как принадлежащий западному Куньлуню и по праву первооткрывателя был назван Русским. Окрестности Русского хребта были заселены племенем мачин до реки Ния-Дарья. Далее экспедиция направилась в оазис Ния[146], лежавший на абсолютной высоте 4600 футов, по обе стороны одноименной реки[147], верстах в пятидесяти по выходе ее из хребта Русского и берущей начало в его ледниках. Там эта река называлась Улуксай. Оросив оазис Ния, она пробегала еще верст семьдесят в сыпучих песках и наконец терялась в земле. В оазисе Ния в то время насчитывалось от 10 до 12 тысяч дворов, его жители занимались земледелием и работой на золотых приисках. Там путешественники провели целую неделю, отдыхая, купаясь и рыболовствуя на одной из запруд. Местные жители к русским были расположены и охотно торговали с ними. «Мальчишки постоянно таскали на продажу ягоды шелковицы — белые и черные. Сначала они нам не нравились, но потом мы „вошли во вкус“ и объедались этими ягодами за неимением чего лучшего».
Однако, отмечает Пржевальский, «как ни очаровательны с виду все вообще оазисы, в особенности при резком, контрасте с соседней пустыней, но в большей части из них бедность и нужда царят на каждом шагу. Теснота вследствие многолюдства служит тому главной причиной… К столь незавидной доле многих туземцев следует еще прибавить полную деспотию всех власть имущих, огромные подати, эксплуатацию кулаков, чтобы понять, как не сладко существование большей части жителей оазисов даже среди сплошных садов их родного уголка. И еще нужно удивляться, как при подобной обстановке, лишь немного видоизменяемой в течение долгих веков, не привились к населению крупные пороки: например, воровство, убийство и т. п. Или уже загнанный характер сделался пассивным к требованиям жизни и заменил безусловной покорностью всякие активные порывы».
Такая же картина встретила экспедицию и в следующем оазисе на ее пути — Керии. Там Пржевальский и его спутники провели шесть суток, и все это время ушло на хлопоты по снаряжению в дальнейший путь. Пржевальский хотел выбраться из Керии на два-три месяца на соседнее плато Тибета; в случае же неудачи решено было заняться в течение лета обследованием ближайших гор. Для этого следовало оставить на отдых измученных верблюдов и нанять лошадей. Наняв 30 лошадей и оставив багаж на сохранение, 16 июня путешественники вновь вышли в дорогу новым караваном, в котором состояло 15 верховых лошадей, 22 вьючных и пять ослов с погонщиками.
Выйдя к реке Керия-Дарья[148], протекавшей в глубоком ущелье на высоте 8300 футов, путешественники обнаружили, что переправы нет, дно усыпано крупными валунами, течение бурное. Местные жители переправлялись на другую сторону по натянутому канату, что простодушно чужеземцам и предложили. Затруднение было сильным, и лишь по случайности река сильно обмелела и ее удалось перейти вброд.
Здесь, в своем горном течении, эта река была знаменита богатыми залежами нефрита, добывавшегося здесь издревле. Как известно, нефрит высоко ценится и ценится до сих пор у китайцев. «Ныне мы можем засвидетельствовать более обширный район распространения того же нефрита. По сведениям, добытым в настоящее наше путешествие, обильные местонахождения описываемого камня встречаются в Западном Алтын-таге, всего более по рекам Ваш-дарье и Черченской; затем во всем хребте Русском, в особенности на реках Карамуране и Мольдже, наконец в горах Кэрийских. По словам туземцев, описываемый камень встречается в вышеназванных местностях прослойками или жилами, изредка даже значительными глыбами в скалах среднего, еще же чаще верхнего пояса гор, иногда вблизи вечных снегов; случайно попадается и в виде валунов по руслам горных речек. Промышленники добывают нефрит в горах только летом. Сначала отыскивают жилу этого камня, а затем выламывают большие или меньшие его куски самыми первобытными инструментами. Для облегчения труда иногда накаливают огнем обрабатываемое место скалы. Добытые куски перетаскивают на вьючных ослах или на собственных плечах».
Повернув от Керии по ее левому притоку Кураб, экспедиция посетила мусульманскую колонию Пола, состоящую всего из 50 семейств. Пржевальский описал примечательную историю возникновения этой колонии: «В давние времена в Западном Тибете существовал обычай выбирать царя и по истечении 10 лет правления умерщвлять его, будь он хороший или дурной правитель — все равно. Один из таких царей, по имени Хатам, незадолго до ожидавшей его горькой участи, убежал с 300 своих приверженцев и основал колонию на верховье Кэрийской реки. Но вскоре монголы напали на это поселение, разорили его и перебили жителей. Спасся только сам Хатам с женой, сыном и двумя дочерьми. Эти беглецы ушли вниз по Кэрийской реке за окрайние Тибетские горы и, вступив в браки с местными мачинками, основали нынешнюю колонию Полу. Ее обитатели живут здесь уже в восьмом колене».
В этой колонии русские провели пять дней и убедились, что в Тибет отсюда пройти невозможно. Пришлось идти вдоль северного подножия Керийского хребта. Целый месяц уже прошел, но результаты похода не оправдывали ожиданий. Местность была труднопроходимой — то крутые горные склоны, на которых лошади падали (а одна даже соскользнула и разбилась насмерть), то ущелья с быстрыми горными потоками, которые могли вдруг мгновенно разбухнуть мутным валом из-за прошедших в верховьях дождей.
Вот как описывает эту картину Пржевальский: «Грязные желтовато-серые волны с грохотом бешено мчатся вниз, наскакивают одна на другую и на берег, рассыпаются брызгами или пеной, растирают в песок мелкую гальку и катят громадные валуны. Нам случалось видеть вынесенные из гор в ущелья, вероятно при исключительной прибыли воды, каменные глыбы, страшно сказать, до 10 кубических сажен по объему. По грудам всюду наметанных крупных валунов можно заключить, какое гигантское разрушение творит здесь вода, та самая, которая, пробежав несколько десятков верст вниз, мирно орошает хлебное поле или фруктовый сад туземца».
Лили беспрестанные дожди. Кроме того, караванные животные оказались дрянными и продвижение вперед было мучительно медленным. Ко всему прочему, раздражало и то, что научная добыча была редкой и скудной, так что тяготы пути выглядели бессмысленной тратой драгоценного времени.
«Более успешным занятием могло бы быть изучение местных жителей, которые притом были к нам достаточно расположены, но этому также явились помехи: раз? по неимению толкового переводчика, затем вследствие скрытности самих туземцев, а главное потому, что параллельно нашему пути в подгорных деревнях ехали два китайских чиновника, посланные специально для соглядатайства за нами. Эти китайцы приказывали туземцам возможно больше сторониться нас. Тем не менее почти все, что написано выше о горных мачинцах, разведано было при настоящей летней экскурсии. 23 июля мы достигли урочища Улукачик, которое сделалось крайним западным пунктом нашего
