продолжать рассказ.
Дилль рассказал, как вытянул хивашский посох из десны Тринн, как ударился головой о драконий зуб, лишился всех чувств и очутился в непонятном месте, полном перламутровой переливающейся мглы и огоньков, которые по его желанию превращались в окна в другие миры. Когда Дилль дошёл до мира с демонами, Эрстан вскочил на ноги и выругался:
– … вот ты кто, Дилль! Почему ты мне об этом не рассказывал?
– Но ты и не спрашивал, – возразил Дилль. – Только кричал всю дорогу, что мне достался великий магический талант, и я должен срочно стать магом.
– Продолжай, – помрачнел гроссмейстер. – А с тобой, Эрстан, я потом поговорю.
Эрстан съёжился под суровым взглядом первого мага. После того, как Дилль рассказал о мертвецах с жезлами посреди поля мертвецов и невидимом голосе, вышвырнувшем Дилля в Неонин, Адельядо покачал головой.
– Сколько, говоришь, было мёртвецов?
– Тех, что на холме? Тринадцать. А что?
– Ничего, – пробормотал старик. – А их действительно было тринадцать. Дальше.
Больше Адельядо не прерывал Дилля, до тех самых пор, пока не было произнесено "младший брат дракона". Первый маг встрепенулся, посмотрел на Эрстана, затем вперил суровый взгляд в Дилля.
– Ну-ка повтори, что ты сказал насчёт младшего брата?
– Тринн сказала, что если я доберусь до Запретного предела, то она, так и быть, не станет меня жрать. И назвала младшим братом дракона. Я думаю, это она пошутила так, – добавил Дилль, потом нахмурился, вспоминая, что драконица ещё говорила. – Ещё сказала, что дракону ярость помогает обрести равновесие. Или что-то подобное. И улетела.
Адельядо откинулся в кресле и несколько томительных минут изучал узоры на потолке.
– Я сожалею, что когда-то взял в ученики такого тупоголового, как ты, Эрстан, – наконец изрёк он. – Спустя столько лет ты не можешь отличить магический талант от хаотически полученной временной способности. А ведь я поверил тебе, когда ты сказал, что этот драконоборец стал обладателем великого дара.
– Но… – возмущённый Эрстан даже привстал. – Я готов поручиться, что у него дар! И Бертефо тоже изучал…
– К твоему сведению, Бертефо меня и надоумил насчёт того, что ты обманулся, – ядовито усмехнулся Адельядо. – Берт изучал этого парня уже тогда, когда, как ты утверждаешь, он самоинициировался. И не обнаружил никаких признаков не то что великой силы, но даже обычного таланта уровня деревенского колдуна.
– Но ведь Дилль сумел каким-то образом сжечь пятерых хиваши вместе с лошадьми. Это ли не признак?
– Это признак того, что способность, полученная им, была одноразовой. Спонтанный выпуск остатков энергии, полученной им от дракона – вот что это было. Проверь, есть ли в его ауре магическое поле.
Эрстан подошёл к Диллю, приставил руки к его голове и, закрыв глаза, начал водить раскрытыми ладонями на его макушкой.
– Ничего не понимаю, – пробормотал он, опустив руки. – Очень слабый магический фон. Как у самого слабого адепта. Но ведь было…
– Было, – согласился гроссмейстер и поднялся. – А теперь нет. И, скорее всего, даже этот слабый магический фон исчезнет со временем. Это лишь остатки заряда, что он получил от драконьей квинтэссенции. Поэтому, вопрос о принятии этого человека в Академию исчерпан. Он нам не нужен.
Эрстан вздохнул и согласно кивнул. Дилль тоже вздохнул – облегчённо и радостно.
– Значит, если я правильно понял, меня больше не будут заставлять стать магом? – на всякий случай спросил он.
– Молодой человек, – снисходительным тоном сказал гроссмейстер, – заставить стать магом нельзя. Только добровольное и искреннее желание может помочь человеку в этом начинании. Он должен искренне захотеть изменить свою судьбу. Чтобы управлять магией, надо отдать себя во власть магии. Поскольку вы, сударь, не высказывали подобного желания, то никаких предпосылок к вашему принятию в Академию я не вижу. Можете спать спокойно.
Гроссмейстер величественно покинул гостевые покои. Эрстан обернулся, растерянно посмотрел на Дилля, развёл руками и вышел вслед за первым магом.
– Ну, теперь-то мы можем выпить пива? – недовольно проворчал Гунвальд.
Глава 33
*****
– Ты просто записной придворный, – Дилль с превеликим трудом сдержал улыбку, опасаясь, как бы вспыльчивый каршарец не впал в буйство и не перебил кучу народа. – С трёх шагов от любого барона не отличить.
Гунвальд стоял перед огромным зеркалом и кривился, глядя на своё отражение. Он был одет в лимонно-жёлтый сюртук и такого же дикого цвета штаны. Все отвороты и швы одежды были украшены позолотой. Пышные, но жёсткие брыжи[1] не давали Гунвальду опустить голову, однако лакированные башмаки с большими золотыми пряжками он видел и в зеркале. И обувь ему явно не нравилась.
– Меня же засмеют за такие башмаки, – простонал он. – Где мои сапоги?
Сказать честно, Гунвальд сам был виноват. Королевские портные принесли несколько наборов одежды, которые Его Величество пожаловал драконоборцам для празднества. Видимо, варварская натура взяла верх, и Гунвальд польстился на яркий цвет костюма. А сапоги к нему не прилагались.
– Гунвальд, ты должен выглядеть лучше, чем все остальные бароны, графы и герцоги, – наставительно сказал Дилль. – Во всяком случае, более ослепительно. В конце концов, это ведь ты сражался с драконом, а не они.
– Но тебя-то не вырядилили, как меня, – возразил каршарец. – А ведь это ты главное действующее лицо.
Дилль, действительно, удовольствовался скромным чёрным костюмом с серебряной отделкой. И высокие ботфорты как нельзя более кстати подходили к этой одежде.
– Сударь, вы выглядите замечательно, – жеманно всплеснул руками один из портных, что помогали Гунвальду облачаться в праздничную одежду.
Каршарец бросил на него косой взгляд и спросил Дилля:
– Что у меня там на спине? Я даже согнуться не могу.
– В камзол вставлен специальный штырь, чтобы даже в момент крайней усталости ваша спина не выглядела согнутой, – пояснил другой портной.
– Демоны вас раздери! – возмутился Гунвальд. – Да я уже смертельно устал, а праздник ещё не начинался.
Их мучили уже часа четыре. Сначала Дилля и Гунвальда заставили принять ванну, затем умастили их благовониями, потом привели в порядок причёску и бороды… ну, последнее относилось только к каршарцу, так как жидкую поросль, что обреталась на подбородке Дилля, бородой назвать было сложно. Поэтому, не мудрствуя лукаво, Дилль попросил побрить его – а что, он в королевском дворце многих видел, кто не носит
