глубине души, хотя довольно высокомерная и склонная к упрямству.
— Я думаю, что именно ее воздушный корабль напал на нас, когда Его Святейшество и я ехали на поплавке Узика.
— Безусловно, над городом висит именно ее воздушный корабль. Они стреляли и сбрасывали с него бомбы. Он громаден.
— Твой доктор Журавль был шпионом из Тривигаунта, — сказал Шелк Крови. — Сейчас ты наверняка знаешь об этом. Однажды он сказал мне, в шутку: «если у тебя когда-нибудь опять возникнет необходимость спасаться, просто убей меня». У него в груди было устройство, которое давало возможность другим найти его и говорило, бьется ли его сердце. Его убили утром в гиераксдень, по недоразумению. Мне представляется, что атака на нас была результатом похожей путаницы — тривигаунтцам сказали, что гвардия против нас. И когда они увидели гвардейский поплавок в сопровождении конных офицеров, они его атаковали.
— Не понимаю, как все это связано со мной, — буркнул Кровь.
— Все это связано с тобой, — сказал ему Шелк, — и в этом я прав — единственное, в чем я полностью прав. Ты сражался на стороне проигравших; этот дом собираются разрушить, и тебя легко могут ранить или убить. Ты знаешь о туннелях, и, нет сомнений, ты уже бывал внизу. Я тоже был там — и даже дольше, чем я хотел бы. Не могу себе представить, что ты уходишь из этого дома, охваченного пламенем, и с трудом тащишься по подземному туннелю, если у тебя будет другая возможность.
— Твою мать, я работал как проклятый, чтобы заполучить это поместье.
— Не ругайся, Кровинка. Это тебе не идет.
— Я работал! Вы вроде как думаете, что это просто. Один неправильный шаг — и ты уже в Главном компьютере, и так день за днем, никто не помогает и никому нельзя доверять, пока я не нашел Муска, никому. Твою мать, вас обоих замочили бы за неделю! Да я работал двенадцать лет, прежде чем в первый раз посрал в этом месте.
— Кровинка!
— Это только догадка, — признался Шелк, — и я не утверждаю, что хорошо представляю ход твоих мыслей, но, как мне кажется, ты, начиная с прошлой ночи, ищешь возможность перейти на другую сторону.
— А что это долбанное Аюнтамьенто когда-либо сделало для меня? Я работал как проклятый, и еще должен был каждый месяц делать им подачки. А они все валили на меня, чтобы выглядеть чистыми и пушистыми. Какого хрена я им что-то должен?
— Понятия не имею. Потом — возможно час назад — на сцене появилась твоя мать, якобы чтобы помочь мне, но, без сомнения, еще и для того, чтобы, пользуясь влиянием на другой стороне, спасти тебя. Так что когда я сообразил, что майтера хочет остаться в этой комнате, я уже ожидал, что и ты выйдешь из-за кулис на сцену. — Шелк улыбнулся и сконфуженно пожал плечами.
— Я могу посмотреть, что они делают, — сказала Мукор, удивив всех. — Ты бы этого хотел?
— Я бы скорее хотел, чтобы ты чего-нибудь поела, — сказал ей Шелк, — но не думаю, что здесь есть еда. Давай, если Лев будет хорошо себя вести.
Он подождал ответа, но его не было.
— Дев уйти, — почти неразборчиво каркнул Орев. — Не здесь. — Лев вытянулся на полу и закрыл глаза.
— На самом деле я удивился, что ты не пришел раньше, — доверительно сказал Шелк Крови, — но, конечно, ты должен был зайти за Мукор и заставить ее одеться — возможно, даже немного почистить ее при помощи одной из твоих служанок, а этого я не учел. Однако меня интригует то, что Мукор, похоже, посчитала необходимым послать перед собой Льва.
— Неужели? — Кровь с любопытством посмотрел на свою приемную дочь.
— Да, мне так кажется. Орев — это моя птица, она там, наверху — увидел его, или, скорее, услышал, потому что он несколько раз сказал, что недалеко находится кот.
— Она, вероятно, не понимает, что солдаты не боятся его, — предположила майтера Мрамор.
— Плох кот, — пробормотал Орев.
— Потише, — предупредил его Шелк, — Лев может услышать.
— Как приятно, что ты присоединился к нам, Кровинка, — майтера Мрамор разгладила юбку. — Как и сказал патера, ты от этого только выиграешь, не сомневайся. Но, в то же самое время, ты идешь на большой риск.
— Знаю. — Кровь встал. — Ты не слишком хорошего мнения обо мне, а, кальде?
— Я хорошего мнения о твоей прозорливости, — ответил Шелк. — И я рад, что твой искушенный рассудок выбрал нашу сторону. Но я сознаю, что у тебя нет моральных принципов.
— Полковник Узик, — Кровь махнул рукой, в которой держал азот. — Он, насколько я слышал, твой человек. Эта генерал Саба — она работает на Рани, полковник Узик — на тебя.
— Генералиссимус Узик.
— Ты доверяешь ему и не хочешь доверять мне, — фыркнул Кровь, — но он много лет был у меня в кармане.
— Садись, Кровинка, — сказала майтера Мрамор. — Или ты что-то хочешь сделать?
— Выпить, я хочу выпить, но, поскольку кальде не хочет взять азот, я думаю, что не выпущу его из рук, пока этот кот здесь. Не нальешь ли мне, мама?
— Конечно. — Она встала. — Еще немного джина, верно?
— Если тебя не затруднит, майтера… — начал Шелк.
— И лед. Он за большими дверцами там, пониже.
— С удовольствием. Бренди или… — Она осмотрела бутылки. — О, здесь есть великолепное красное вино, патера.
— Воду со льдом, пожалуйста. То же самое для Мукор.
Кровь покачал головой:
— Льда не надо, мама. Она его выбросит. Поверь мне, я знаю.
— Бедн птица!
— И чашку простой воды для Орева, если не трудно, майтера. Мне кажется, он сможет попить, если ты поставишь чашку на верх этого шкафа.
— Простая вода для Орева. — Она встала на цыпочки, обнажив на два пальца серебряные стопы, и поставила на шкаф высокий стакан, наполненный до краев.
— Содовая и лед для патеры; содовая, лед и джин для тебя, Кровинка. Содовая без льда для моей внучки. Но все равно прохладная и замечательная. — Поставив последний стакан перед Мукор, она добавила: — По ее виду не скажешь, что ты хорошо заботишься о ней, должна я заметить.
Кровь взял свой стакан.
— Нам приходится силой кормить ее, по большей части, и она срывает с себя любую одежду.
— Кто ее мать? — спросил Шелк.
— У нее ее нет.
Кровь пригубил свой напиток и неодобрительно поглядел на стакан.
— Ты знаешь о замерзших эмбрионах? Их можно купить, там и здесь, если захочешь, но ты не всегда получаешь то, за что заплатил.
Шелк содрогнулся, вспомнив пятна гниющей плоти.
— Предполагалось, что старый кальде — его звали Чесуча — заимел