Веселье исчезло, едва я вошла в холл родного дома.
Обе скамьи, сидя в ряд, занимало семейство Горшковиц. Ёршик вскочил, отдал сыча сестрам, подбежал ко мне и обнял. Следом торопливо подошел ванЛюп:
— С возвращением, барышня Авла! Как же я рад, что вы живы-здоровы! Насчет барышни Гортензии… предлагал ее родным ключ, да они сами не захотели…
— Нам уже сообщили. Мы ждали вас, — пробормотал Мило.
Я смотрела, как приближается мать Зи, и не знала, о чем говорить. Больше не было дешевой актрисы, живущей в собственном выдуманном мирке — только заплаканная немолодая женщина, потерявшая ребенка.
— Вы не могли бы… — робко начала она.
— Да-да, конечно! Все… или не сразу, как вам удобно…
Мне повезло. Привычка обдумывать слова и формулировать мысли как можно точнее спасла от грандиознейшего позора. Я была уверена: мать торопилась забрать деньги и вещи дочери. А она попросила:
— Вы не могли бы рассказать, что произошло там, на острове?..
* * *
Мы сидели в комнате Гортензии и ковырялись в тарелках. Практичная Мила оказалась единственной, кто даже в такой момент не забыл о приличиях и традициях: испекла поминальный пирог. Было совершенно очевидно, на чьи плечи теперь ляжет забота о безалаберных родственниках.
— А нам дом подарили, — нарушила тягостное молчание Лука. — Целых два этажа! Каждому — своя комната, представляете?
— Ага, — буркнула Мила. — Это ж сколько уйдет на отопление? Про уборку вообще молчу. Денег, конечно, дали, но они ж не резиновые…
— Каждому — своя комната, — мечтательно повторила Лука, демонстративно игнорируя Милу. — И никакой ворчливой сестры под боком.
— Замолчи! Одну уже потеряла, нет?! — жестко, с какими-то совершенно новыми, взрослыми интонациями оборвал сестру Ёршик. Еще более удивительно было то, что Лукреция не возразила ни слова. Девочка опустила голову, глядя на ложку.
— Заберу швейную машинку, ага? — кто-то должен был помнить, что жизнь продолжается. Хорошо, когда в семье есть своя разумная Мила. Плохо, если истинной хозяйке дома нет и двенадцати. Я кивнула и встала:
— Попрошу консьержа вызвать извозчика.
— Не волнуйтесь, мы справимся. Вы лучше отдыхайте с дороги.
Удивительно и странно было слышать мужские интонации в голосе мальчишки-подростка.
— Не забудь жестянку, — я указала в угол, где круглый вязаный коврик скрывал перекошенные половицы.
— Матери назначили хоро-о-ошую пенсию, — тихо, с горечью сообщил Ёршик. Вскинул голову, сконфуженно улыбнулся:
— Простите.
Я хотела обнять мальчика, но сдержалась и вместо этого положила руку на плечо — как взрослому. Фамилиар ответил суровым взглядом, но промолчал.
Нехитрые пожитки Зи покинули дом очень быстро. Прежде чем уйти, Мило строго посмотрел мне в глаза:
— Вы пока не ходите замуж, дождитесь меня! Будем жить все вместе, с шестью совами, десятью собаками и восемнадцатью жабами.
Мальчик полюбовался моим ошарашенным видом, а потом рассмеялся, на мгновение сделавшись прежним шкодливым Ёршиком:
— Пошутил!
Дверь закрылась. Я прислонилась к ней и медленно съехала на пол. Так и сидела на потрепанном коврике, пока не поняла, что стучу по двери затылком.
Вздрогнула от неожиданности, когда снаружи постучали в ответ.
— Человек не должен выть в одиночестве! — строго сказал мне ванЛюп.
— Я не вою.
— Но я-то слышу.
* * *
— Меня вот на отдых сослали… — тихо сказал ванЛюп, так и не притронувшись к чаю. — Совсем негодный стал, буду теперь доживать деньки в пансионе с прочими стариками…
— А я уезжаю из города — получила работу мечты на юге Ландрии.
— Все уезжают, — снова вздохнул старик. — Почтенная балерина, с которой вы были дружны, собралась в одночасье и отправилась путешествовать незнамо куда, вроде бы — вокруг света.
— Значит, — я ободряюще улыбнулась ванЛюпу, — однажды она завершит круг и вернется к нам. Думаю, мы все еще непременно увидимся.
— Вот что я в вас люблю, барышня Авла: умеете во всем отыскать хорошее.
Я не стала с ним спорить, хотя и была несогласна.
"Нет. Отыскать хорошее умела Гортензия. А я здорово умею докапываться и занудствовать. Впрочем, это уже неважно. Больше никаких игр в детективов."
* * *
Сборы и прощание с родственниками не заняли много времени. Неприметная особа в очках, с черным зонтиком и саквояжем заняла место в уголке дилижанса. Никто не узнавал меня — низкий поклон криворуким газетным художникам. Я тоже не стремилась заводить знакомство с попутчиками. Чуть более полусуток дороги, пара пересадок, и начнется совершенно новая жизнь.
Напротив сидели две юные особы — младше меня года на три-четыре, и возбужденно обсуждали новый роман Карнеолы Миллер, изданный уже после ее ухода. Девицы строили догадки, кто те "Подруги в поисках истины", которые упомянуты в посвящении. Я прислушивалась к девичьей болтовне. Размышляла, как много интересного пропустила в последние месяцы, постепенно погружаясь в дремоту. Дождь шелестел за окном дилижанса — первый настоящий признак ландрийской весны. Вслед за ним придет тепло и цветы, а пока есть только привычная сырость, которая — вот счастье! — все же лучше, чем незабываемый островной дризлинг.
Сон почти победил, но возница некстати придержал лошадей. Пришлось протереть глаза, а потом и очки. Мимо нас бодрой трусцой пробежала группа рослых серых троллей в рабочих комбинезонах. Не снижая темп, они слаженно улыбнулись и помахали нам топорами, лопатами, связками досок и тачками.
— Вы видели это? Кошмар! — воскликнула белобрысая девица напротив меня.
— Катастрофа! — поддержала ее другая — ниже ростом и темноволосая.
— Вы, наверное, не понимаете, — белобрысая смотрела на меня с жалостью. — Далее по маршруту — мост. Если рабочие торопятся, да еще — с таким количеством материалов, значит, мост нужно чинить. Мы застрянем на станции!
— Вы, наверное, не читаете детективы, — осуждающе покачала головой темноволосая. — Они очень полезны для развития логики.
Я промолчала.
* * *
Мост и в самом деле обрушился. Что еще хуже, наш дилижанс был не единственным, застрявшим на станции из-за ремонта. Разумеется, все места в крошечной — всего пара номеров — гостинице оказались заняты. Мои спутники, ворча и ругаясь, подхватили багаж и устремились в ближайшую деревеньку.
Я замешкалась, разглядывая группу детей возле станции.
Возможно, дело было в бледной малышке, одетой в черное. Или в рыжем подростке, который непрерывно строчил в толстенной тетради. Или — в мальчике-тролле, у которого — я снова протерла глаза от удивления — на голове был зеленовато-серый ежик волос. Под багажный навес у входа в гостиницу забились девочки-дварфы. Сестры-близняшки в темных очках то выглядывали наружу, то снова прятались, как будто боялись чего-то.
