Но и по другим параметрам Мигицко прекрасно подошел Гайдаю. «Интересным получился образ Хлестакова в исполнении молодого актера Театра Ленсовета Сергея Мигицко, — писал Иван Фролов. — Артист, наделенный предельно выразительной фактурой тела, демонстрирует удивительную, истинно кинематографическую пластичность. Его многочисленные позы на редкость выразительны и содержательны. Бросается в глаза поразительная телесная разболтанность, как будто это кукла, у которой не все шарниры в суставах закручены как следует. Так чрезвычайно экономными, а главное, зримыми средствами создается образ расхлябанного, неустроенного, болтающегося в чужом городе молодого ветрогона и повесы».
К сожалению, Сергей Мигицко, пожалуй, продолжил список открытых Гайдаем «калифов на час», которым удалось по-настоящему просиять лишь в его фильмах (помимо Александра Демьяненко и Арчила Гомиашвили, к таким актерам можно причислить также Альгиса Арлаускаса и Светлану Аманову из «Спортлото-82»). В следующий раз подлинно звездная кинороль достанется Мигицко лишь в 2006 году — в последнем фильме Эльдара Рязанова «Андерсен. Жизнь без любви».
В «Инкогнито из Петербурга» Мигицко прекрасно сочетается в кадре как с Сергеем Филипповым (хлестаковский слуга Осип), так и с Анатолием Папановым. Длинный, нескладный, веснушчатый, с лошадиным лицом, вечно принимающим самое глупое выражение, — таким оказался Хлестаков в видении Гайдая. Осталось добавить лишь последний штрих — выразительный голос. Как и в случае с Остапом Бендером, роль Хлестакова озвучил профессиональный дубляжник — на этот раз Алексей Золотницкий (его голосом в советских фильмах говорили многие знаменитые прибалтийские актеры).
Разумеется, и Анатолию Папанову пришлось пересмотреть свой привычный подход к роли, неоднократно исполненной им на сцене. «Более ста раз я сыграл городничего на сцене Московского театра сатиры, — рассказывал Анатолий Дмитриевич в конце семидесятых годов, — и, естественно, свыкся с театральной трактовкой роли, с костюмом, с гримом, даже с «ежиком» на голове. В фильме всё надо было делать по-другому. Кино диктовало свои законы. Пришлось отказаться от «бобрика» и сценического грима, от продолжительных монологов. Каким получился городничий, не мне судить. Но хотел я сыграть типаж, узнаваемый и сегодня. Иначе, по-моему, не стоит и браться за экранизацию классики».
Афиша фильма «Инкогнито из Петербурга»
Жену городничего Анну Андреевну могла бы сыграть Наталья Гундарева. Но ее сотрудничество с Гайдаем вновь, как и в случае с «Иваном Васильевичем…», не состоялось. Анной Андреевной стала Нонна Мордюкова.
Наконец, третьим актером, снявшимся и в «Бриллиантовой руке», и в «Инкогнито из Петербурга», оказался Станислав Чекан (частный пристав Уховертов). И Папанов, и Мордюкова, и Чекан играли у Гайдая во второй и последний раз.
Из ранее работавших с Гайдаем актеров в «Инкогнито…» снялись также Вячеслав Невинный (Земляника), Валерий Носик (Хлопов), Михаил Кокшенов (Держиморда). Бобчинским и Добчинским стали Олег Анофриев и Леонид Харитонов. Причем все перечисленные исполнители безукоризненно соответствуют гоголевским «замечаниям для господ актеров», включенным в канонический текст пьесы.
Гайдай привлек в своего «Ревизора» еще и двух забракованных им когда-то «Бендеров» — Анатолия Кузнецова (судья Ляпкин-Тяпкин) и Александра Ширвиндта (уездный лекарь Гибнер). Роль Ширвиндта получилась фактически немой, зато в следующем своем фильме — «За спичками» — Гайдай доверит Александру Анатольевичу чтение закадрового текста.
А вот что рассказывал о своей единственной работе с Гайдаем Анатолий Кузнецов: «Мы жили по соседству, но тесно не общались. И было неожиданно и приятно получить от Гайдая приглашение сыграть Ляпкина-Тяпкина в «Инкогнито из Петербурга» по гоголевскому «Ревизору». Не так часто удается сняться в классике, а еще и Гайдай со времен «Пса Барбоса…» проявил себя своеобразным комедиографом. Комедии ведь делаются разными мазками. Вот Гайдай смеялся в своих фильмах достаточно откровенно, без фиги в кармане. И «Ревизор» у него получился занятный и не совсем по вкусу тогдашнему киноначальству. Он был достаточно крепким, настойчивым, даже жестковатым в работе. От Никулина знаю, что он требовал от актеров придумок».
Весь 1976 год прошел для Гайдая под знаком работы над «Инкогнито из Петербурга». При этом непосредственно к съемкам в этом году он так и не приступил. Зато в семействе Гайдаев произошло радостное событие — Леонид Иович и Нина Павловна справили свадьбу девятнадцатилетней дочери Оксаны.
Первым съемочным днем картины «Инкогнито из Петербурга» стало 29 января 1977 года. Снимали, разумеется, в павильонах — натурные кадры в данной постановке немногочисленны. Уездным городом, в котором происходит всё действие пьесы, предстояло стать заблаговременно выбранному Касимову, районному центру Рязанской области. Съемочная группа выехала туда в середине мая. Работа в экспедиции продолжалась примерно месяц.
Олег Анофриев вспоминал в телевизионном интервью, что в городе были большие проблемы с продовольствием. А в это время по Оке, на берегу которой расположен Касимов, ходили «интуристовские» пароходы по маршруту «Золотое кольцо». И однажды Гайдай, практически на манер своего любимого героя Остапа Бендера, воспользовался этим обстоятельством, желая устроить пир всей съемочной группе. 11 июня (правда, по старому стилю — но это никого не смутило) был день рождения всеобщего любимца Сергея Филиппова. В этот день Гайдай с Филипповым отправились на причал, дождались первого приставшего парохода и напросились на знакомство с капитаном. Через несколько минут вся съемочная группа была приглашена на грандиозный банкет в честь Сергея Николаевича. Как рассказывал Анофриев, вместо положенной двухминутной стоянки пароход в итоге не тронулся до самого утра. «Ревизорцы» пировали и веселились.
С середины июня, уже в Москве, производились последние досъемки и монтаж картины. В августе началась приемка фильма — и Гайдаю пришлось несладко. Иван Фролов подробно описал, что чувствовал Леонид Иович в эти тяжелые для него дни:
«— Скажи, что такое смех сквозь слезы? — таким вопросом вместо «здравствуй» встретил меня Гайдай.
Не догадываясь, что он имеет в виду, я ответил:
— Это элементарно. Когда, смеясь над героем, мы в то же время жалеем его, сочувствуем ему.
— Давай пример.
— Ну, самый яркий пример — Чаплин.
— Чаплин — другое дело. А вот скажи, как понять этот смех сквозь слезы применительно к «Ревизору»?
— В «Ревизоре», мне кажется, вообще мало смешного. Недостатки людей там так гиперболизированы и сконцентрированы, что становится не столько смешно, сколько неприятно и даже страшно. Ролан Быков верно заметил, что смех Гоголя более родствен душевной муке Достоевского.
— Постановку Товстоногова видел? — спросил Леня. — Нет.
— Там Смоктуновский читает текст от автора. И в конце сквозь рыдания говорит: «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива». Говорит и рыдает.
