Позднее в предисловии к Морскому регламенту царь Петр признавался, что в самый первый раз на Переславское озеро он попал, схитрив, сказав матери, что едет на богомолье, «под образом обещания в Троицкий монастырь», а «потом уже стал просить ее и явно, чтоб там двор и суды сделать». Было это в 1688 году. И что снова придумал Петр, дабы на следующий год опять уехать на Плещеево озеро? Да, он там немного задержался и пропустил торжества Пасхи 11 апреля и всю Пасхальную неделю, ожидая полного вскрытия воды ото льда. Именно об этом он писал в письме матери царице Наталье Кирилловне 20 апреля: «А у нас, молитвами твоими, здорово все; а озеро все вскрылось сего 20-го числа, и суды все, кроме болшого корабля, в одцелке, тол (ко) за канатами станет». По поводу этих канатов и написано письмо: он просил прислать их поскорее из Пушкарского приказа. Добиваясь своего, юный Петр опять прибегал к хитрости, предупреждая, что из-за канатов «дело станет, и житье наше продолжитца». На самом деле он уже днем 23 апреля «за три часа до вечерни» оказался в Москве и сразу уехал в Преображенское[5]. После чего оставался там все время с матерью и женой, пока в самом начале июня снова не умчался в Переславль на несколько дней. Следовательно, версия о Петре, избегавшем молодой жены красавицы, не выдерживает критики.
Между тем царица Евдокия сразу стала полноправной участницей дворцового обихода. Было кому и «попечаловаться» за нее во дворце царицы Натальи Кирилловны, если бы понадобилось. Ведь свадьба царицы Евдокии еще более приблизила Лопухиных к Нарышкиным. Дядя царицы, боярин Петр Авраамович Большой Лопухин, встал во главе Приказа Большого дворца. У новой царицы, как и положено, был заведен свой двор. По документам архива Оружейной палаты можно назвать некоторые имена членов этого малого двора: «казначеи» Марфа Ивановна Кафтырева (с 9 февраля), вдова Анна Васильевна Сокольникова (с 21 марта), «дворовая девушка» Дарья Михайлова Дорогого. У царицы появились свои первые стольники из совсем молодых дворян — Иван Нармацкий (к этому роду принадлежали стрелецкие полковники) и Степан Таболин (с 21–22 февраля). Как видно, никто из представителей «больших» и заметных родов молодой царице тогда не служил и ее окружение было самое простое. Но она понемногу осваивалась во дворце; в свою очередь и дворцовые служители привыкали к присутствию там царицы Евдокии. 11 марта из Приказа Большой казны было выделено «в Верх» в Царицыну мастерскую палату 890 рублей для раздачи «верховым чинам» по случаю «всемирной радости» — брака царя Петра и царицы Евдокии. Известно также, что в боярынях у царицы Евдокии служили в разное время Авдотья Авраамовна Чирикова, Наталья Осиповна Лопухина и пожалованная из казначей Акулина Владимировна Доможирова.
Пока Петр находился в дни поста в марте — апреле 1689 года в Переславле-Залесском, его молодая царица была занята таким обычным и понятным делом: готовила свои царские наряды! К «телогреям» царицы Евдокии Федоровны покупались атласы и тафта, кружева и «бельи исподы». За всем этим, конечно, стояла другая, рачительная (если не сказать скупая) хозяйка — царица Наталья Кирилловна. Беличья подкладка закупалась одновременно для «телогрей» царицы Евдокии и младшей сестры царя Петра царевны Натальи Алексеевны. А из остатков купленной для царицы Евдокии в Сурожском ряду «тафты красной» царица Наталья Кирилловна распорядилась сделать «бумажник» — украшение для постели в своих хоромах. Но если у царицы Евдокии и были обиды, она, конечно, должна была держать их при себе. Напротив, она благочестиво попросила написать образ ангела своего мужа — апостола Петра. Запись о покупке золота и красок для написания образа в хоромы царицы Евдокии связана с одним из первых упоминаний жены царя Петра в документах Оружейной палаты.
В стремлении понять, как царь Петр относился к своей жене, нельзя пройти мимо единственного сохранившегося письма царицы Евдокии, датированного 1689 годом. Читая его, можно увидеть, что никакого разлада между царем и царицей изначально не существовало, да и не могло существовать. Царица Евдокия писала своему мужу: «Государю моему радости, царю Петру Алексеевичу. Здравствуй, свет мой, на множество лет! Просим милости, пожалуй, государь, буди к нам не замешкав. А я при милости матушкиной жива. Женишка твоя Дунька челом бьет».[6] Поскольку царь Петр не взял жену с собой в Переславль-Залесский, а отдельно от него, например в Троице-Сергиевом монастыре или Александровой слободе, она пока находиться не могла, Евдокия оставалась в полном подчинении своей свекрови.
Лучше всего дела в молодой семье царя Петра объясняются почтительной фразой невестки: «…я при милости матушкиной жива». Главной распорядительницей в делах сына и после брака была царица Наталья Кирилловна. Не случайно именно ей, а не жене, Петр шлет, одно за другим, похожие на отчет письма из Переславля. К сентиментальным радостям Петр всегда относился насмешливо, предпочитая простоту устоявшемуся этикету. Подпись царицы Евдокии под письмом мужу — «женишка твоя Дунька» — тоже говорит о том, что жена приняла фамильярное обращение Петра. Это было в духе царя. А.С. Пушкин выписал примечательное известие для своей «Истории Петра Великого»: «Петр, получив от Апраксина слишком учтивое письмо (пишет Голиков), отвечает, что он сомневается, к нему ли оно писано; ибо оно с зельными чинами, чего-де я не люблю, и ты знаешь, как к компании своей писать. В другом письме запрещает он ему слово величество». Свою жену, как видно, он тоже пытался научить близкому ему простому и лаконичному стилю обращений.
Петр I, конечно, прежде всего был воином и строителем, и это ни у кого не вызывает сомнения. В самом юном возрасте он последовательно занимался тем, чему будет посвящена вся его жизнь: осваивал военный строй и стрельбу, превратив со временем «потешные» полки в новую армию. Его новое увлечение водной стихией, согласно интересной версии Юрия Николаевича Беспятых, было похоже на страсть, временами даже болезненную, каким некогда было паническое отторжение от воды.[7] Как заметил исследователь, «Петр пережил потрясение в пятилетнем возрасте и избавился от недуга в 14 лет, то есть в 1686 г. Если так, мы сталкиваемся с поистине удивительным обстоятельством. Выходит, люди, излечившие царя, невольно, так сказать, перестарались, ибо ужас перед водой тут же, без сколько-нибудь заметного временного промежутка, обратился в любовь к ней». Сначала занятия царя Петра военными маневрами и строительством кораблей не выходили дальше Преображенского, Измайлова и поездок на Плещеево озеро. Но со временем они превратятся в главное дело жизни императора Петра. Однако было бы большим преувеличением думать, что на этом большом пути в жизни Петра изначально противопоставлялись боги войны и любви — Марс и Венера. Молодой царь Петр одинаково поклонялся обоим…
