И когда наступает развязка, то есть родитель прекращает своюэкзекуцию, ребенок думает: «Да, все правильно. Не может быть. Мне показалось.Конечно, так со мной не могли поступить». Он словно бы уговаривает себя непринимать случившееся в расчет, он уговаривает себя — «Ничего не было!Случайность! Недоразумение!» Но что-то в нем на самом деле треснуло,надломилось. Теперь он затаился и ждет, он словно бы спрятался в засаде.Повторится или не повторится? Почудилось или правда было на самом деле? Вотпочему повторное наказание оказывается фатальным. Худшие подозрения ребенка, вкоторых он даже боялся себе признаться, становятся реальностью.
Некоторые дети, переживая этот ужас, пытаются докричаться досвоих родителей. И если бы они могли перевести этот свой крик (особенный, нетакой, как обычно) на язык слов, то звучал бы он, наверное, так: «Мама, зачто?! Мама, это же я! Я — твой сын (твоя дочь)! Что ты делаешь, мама?!» Другиеиначе переживают шок от первого осознанного ими наказания — они зачастую дажене могут плакать, а просто замолкают, словно бы набирают в рот воды. И в обоихслучаях малыши не знают, как вести себя дальше, как реагировать напроизошедшее, они дезориентированы и со стороны это зачастую прямо видно!
Ребенок ощущает свою беззащитность и беспомощность. С этогодня он изгнан из Рая и даже не знает, за что. Ведь что бы он ни натворил, этотпроступок не может караться столь жестоко. Но факт остается фактом — ребенокпонял, что его родители — это отдельные люди и он в их власти, а потому можетлишь рассчитывать на их благосклонность, но требовать ее бессмысленно. В этотже день под сомнением оказывается и родительская любовь. Любящий не можетвыгнать тебя из Рая, даже если бы ты совершил смертный грех, а в отсутствиионого это и просто невозможно!
Депортация из Эдема, как правило, датируется тремя годами. Иесли то, о чем я рассказывал до сих пор, большинство из нас или не помнитвовсе, или помнит, но очень смутно, то начиная с этого момента, с моментаизгнания нас из Рая, мы, как правило, начинаем запоминать случившееся.
Наше «я» появилось не сразу. Поначалу мы отождествлялись сосвоими родителями, между нами не было границы. Это делало нас сильными иуверенными, это ощущение отодвигало тревогу. Но настал день, когда мы впервыепочувствовали себя наказанными — день, когда мы почувствовали себя, день, когдамы поняли, что родители — это другие люди. С этого момента чувство защищенностипокинуло нас безвозвратно, и наша тревога впервые отчетливо заявила о себе.
Случаи из психотерапевтической практики:
«Наколдовали...»
Когда меня попросили проконсультировать эту женщину, за ееплечами уже было две госпитализации в психиатрические больницы. Психиатры,правда, еще не окончательно определились с диагнозом: одни думали, что у Ксениипросто очень тяжелый невроз, другие, и их было больше, считали, что 34-летняяженщина страдает уже по-крупному — шизофренией. Короче говоря, на помощьпсихотерапевта уже не особенно надеялись, но, как говорится, чем черт не шутит.
Ксения действительно производила двойственное впечатление.Симптомы ее психологического страдания очень напоминали симптомы психоза.Каждый д??нь у нее случались приступы тяжелейшей тревоги, ее словно бы билоэлектрическим током. Кроме того, женщине казалось, что у нее внутри творитсячто-то ужасное. Она не могла объяснить, что именно, это было ощущение, будто бывнутри нее кто-то живет. Ксения считала, что это какая-то болезнь, но вела себяэта болезнь, как живое существо. Она мигрировала по телу, появляясь то в голове— невыносимыми болями и мучительными головокружениями с приступами слабости, тов груди — и заставляла бешено колотиться, а потом сжиматься сердце. Впрочем, вразное время у Ксении страдал желудок и носоглотка, появлялись судороги испазмы в конечностях, возникали приступы удушья и женские проблемы (то пропадалцикл, то начинались обильные и длительные кровотечения).
В общем, состояние Ксении не внушало оптимизма. Однаконесмотря на растерянность, в которой она пребывала, будучи потрясенной происходящимс ней и с ее телом, она сохраняла уверенность в том, что выход есть, и несроднилась со своим недугом. Так часто случается — сначала человексопротивляется подобным симптомам, а потом, в какой-то момент, сродняется сними. Он, кажется, и хочет избавиться от болезни, но внутри него появляетсякакое-то странное внутреннее сопротивление лечению. Здесь, в случае Ксении,этого не было. Она понимала, что попала в сильную передрягу, и хотя симптомы еенедомогания подчас выбивали у нее почву из-под ног, не сдалась. К моменту нашейвстречи все это длилось уже более двух лет.
Мы начали работать. Сначала нам предстояло снизить тревогу спомощью разработанной для этих целей технологии[4] . Параллельно с этим явосстанавливал картину произошедшего. Нужно было понять, почему это случилось сКсенией, где возник сбой, который привел эту умную, образованную и, в целом,очень удачливую женщину в такое, без преувеличения, ужасное состояние.
Первая версия, первая разгадка, как казалось, лежала наповерхности. Ксения получила гуманитарное образование, защитила кандидатскуюдиссертацию, работала преподавателем в университете. Ее личная жизнь искладывалась и не складывалась. Романы были всегда — мужчины увлекались Ксениейс легкостью, но ни один из них не сдавал своеобразного экзамена. Ксениятянулась к тем мужчинам, которые могли бы ее защитить, однако сама по себе былаочень сильным человеком, можно сказать — харизматической личностью. И достойнымво всех смыслах мужским персонажам, видимо, какого-то пороху не хватало. Ониказались Ксении недостаточно мужественными, недостаточно для того, чтобы в нихможно было влюбиться.
В 27 лет Ксения скоропалительно вышла замуж за мужчину, вкоторого, как она говорила, «по глупости» страстно влюбилась. Он был высоким,сильным и внешне очень привлекательным. Роман их развивался бурно, Ксениязабеременела, и молодые люди, особенно не раздумывая, подали заявление изарегистрировали брак. К своим двадцати девяти годам Игорь еще нигде толком неработал, перебивался какими-то странными заработками, водил компанию с людьми,которые не внушали Ксении никакого доверия, и время от времени покуривалтравку.
Пока Ксения вовсю занималась новорожденным, Игорь совсемвыпал из поля ее зрения — куда-то постоянно уходил, с кем-то встречался, был, вобщем, чем-то очень занят и всегда вне дома. Через полгода Ксения узнала, чтоон употребляет героин. Разумеется, она испытала шок, пыталась каким-то образомпомочь ему, но с малолетним ребенком на руках это было непросто. И с каждыммесяцем положение становилось хуже и хуже. Игорь уже ничем не помогал молодойжене, тратил все деньги, которые были в достаточно скудном бюджете. Вспышкинемотивированной агрессии Игоря, его общая раздражительность, гнев, обвинения —все это стало нормой жизни.
