— Боже! — простонал он. — Восемнадцать лет назад! Если бы только Ник знал!
Мей смахнула непрошеную слезинку. Как мило со стороны собеседника дать ей понять, что, знай отец о ее неприкаянном положении, он попытался бы разыскать дочь раньше…
— С мамой я не то чтобы жила припеваючи, а все лучше, чем у приемных родителей. И все это время я была уверена, что во всем мире у меня и души родной нет! А когда отец написал… — Голос Мей беспомощно прервался.
— Я не обязан это выслушивать! — рявкнул Энтони.
— Еще как обязаны! — исступленно воскликнула она. — Я хочу, чтобы вы знали, как много эта встреча для меня значит! Я обнаруживаю, что мой отец жив. Лучшего известия и желать нечего! Отец жив, он в Штатах, ходит, дышит, разговаривает… У меня голова кругом пошла. Я металась по квартире, не зная, за что схватиться, то и дело начинала петь…
Не в силах сдержать эмоции, Мей раскинула руки, точно стремясь обнять весь мир, заново переживая радость тех первых часов. Глаза ее засияли мягким золотистым светом. Опомнившись, она поспешно сложила руки перед собой: не дай Бог, Энтони подумает, будто имеет дело с сумасшедшей! Но должен же он понять, каково ей сейчас!
— Ох, — горячо продолжила она, — видели бы вы меня в тот момент! Я танцевала, хлопала в ладоши, съела за один присест целую упаковку мороженого… Ох! — самозабвенно восклицала Мей. — Я так радовалась, что чуть с ума не сошла! Улыбалась всем прохожим на улице. Ног под собой не чуяла от счастья. И то, и дело разражалась слезами. Понимаете, мне казалось, что отец так далеко… Я здесь, а он там…
Наступило долгое молчание. Энтони, похоже, искал и не находил нужных слов. И снова, в который уже раз, между собеседниками соткалась плотная завеса напряженности — душная, одурманивающая. Стиснув пальцы, Мей тревожно вглядывалась в лицо человека, сидящего напротив. Что-то было не так…
Серые глаза смотрели на нее с искренней жалостью, и сердце у молодой женщины оборвалось. Отец умер, убито подумала она и побледнела.
— Послушайте… не стройте несбыточных надежд. Вы не сможете увидеться с отцом прямо сейчас… или в ближайшем будущем.
Мей беспомощно заморгала. В серых, как сталь, глазах на мгновение отразилась неизбывная мука, но впечатление тут же развеялось. И все-таки она готова была побиться об заклад, что Энтони чем-то всерьез обеспокоен. От ее взгляда не укрылось и то, как он стиснул зубы, и то, как руки его сами собою сжались в кулаки, да так крепко, что побелели костяшки пальцев.
Зато пальцы Мей разжались сами собою, и чашка жалобно звякнула о блюдце. Чай выплеснулся на скатерть в сине-белую клетку, но никто из них не заметил, как по ткани расползается пятно.
— Мой отец… Он не… не… — чуть слышно начала Мей, проглотив комок в горле.
— Нет! — быстро заверил Энтони, прочитав ее мысли. — Он вовсе не умер! Я не это имел в виду.
И к своему удивлению, порывисто наклонился и ободряюще стиснул ее руку. Мей облегченно выдохнула.
— Тогда в чем же дело? — прошептала она.
— Ник нездоров… Он в больнице, — с трудом выговорил Энтони. — Он уже давно болен…
— А когда… когда написал мне, он уже занедужил? — решила уточнить Мей. — Впечатление складывалось такое, что отец идиллически счастлив…
— Ник и был счастлив, но даже тогда здоровье его оставляло желать лучшего. Отчасти поэтому он вам и написал. А сейчас… — Энтони скрипнул зубами, — сейчас состояние его резко ухудшилось.
— Что вы имеете в виду? — Карие глаза Мей в ужасе расширились. — Насколько… ухудшилось? — Выдернув руку, она взволнованно вскочила и истерически выкрикнула: — Я хочу знать правду! Да не молчите же!
— Сначала сядьте…
— Нет, отвечайте немедленно! Я должна знать все! — заклинала Мей, пропуская мимо ушей уговоры Энтони.
— Хорошо. Вот вам правда, вся как есть, без прикрас. У Ника больное сердце. Недавно он пережил инфаркт, — сказал Энтони. — Сейчас врачи борются за его жизнь.
В голосе его прозвучала неподдельная боль — и последние силы оставили гостью. Выражение лица Энтони, суровое и печальное, говорило яснее слов, что положение отца куда серьезнее, нежели следует из последней фразы.
Потрясенная неожиданным известием, Мей пошатнулась. Кухня закружилась вокруг нее, шум в ушах нарастал, заглушая голос собеседника.
Чуть слышно застонав, она схватилась за спинку стула и рухнула на сиденье.
— Нет! Нет!!! — выкрикнула она.
Жгучие слезы потоком хлынули по щекам. Вне себя от смятения и горя, закрыв лицо руками, Мей раскачивалась вперед-назад, безутешно рыдая.
Так близко и в то же время так далеко!
А ведь она могла бы приехать полгода назад! Но Барделл объявил, что не может отпустить ее с работы в такую длительную поездку. Потом это недоразумение с почтой… Или, что еще хуже, Энтони перехватил ее письма! А Барделл все твердил, что отец не отвечает, потому что передумал…
Мей застонала. Все это время она могла бы ухаживать за отцом, с каждым днем узнавая его все лучше и лучше, окружая нежной заботой… А сейчас он при смерти.
— О Боже!.. Бедный мой отец!.. Я и не догадывалась… — всхлипывала молодая женщина.
На руку ей лег мягкий квадратик ткани. Мей жадно схватила носовой платок и прижала к глазам. А что, если ситуацию эту спровоцировал не кто иной, как Энтони? Она вытерла слезы и выпалила:
— Я должна спросить у вас кое-что! Вы… вы спрятали мои письма?
— Я?! — переспросил Энтони, явно потрясенный подобным предположением. — Как я мог? Я и переехал-то сюда только пару недель назад!
Мей со всхлипом перевела дыхание. Значит, ее письма и впрямь затерялись на почте. Неудивительно, что Энтони О'Донегол встретил ее неприязненно. Он отлично знал, что смертельно больной отец написал ей, знал, как много значил для него ответ дочери. А когда никакого ответа так и не пришло, оба — и отец, и Энтони — возненавидели ее, сочли бездушной эгоисткой.
А ведь письмо отца так ее обрадовало! Словами не выразить, как она мечтала об их встрече, как тосковала об отце! Проделала такой путь, казалось бы, вот он, долгожданный миг… Тут-то у нее и отняли последнюю надежду. Да, более жестокого удара судьба ей не наносила!
Мей дали шанс любить и быть любимой безо всяких условий и оговорок. Узнать самую чистую, самую бескорыстную любовь — любовь, связывающую родителя и дитя.
Бедный отец. Он смертельно болен… Руки Мей, словно налившись свинцом, бессильно упали на стол. Она склонила голову — влажная щека легла на мягкую ткань рукава — и дала волю слезам. Рыдания сотрясали все ее тело, в груди стеснилось, в горле першило.
Смутно, точно издалека, до нее донесся голос:
— Простите, мне нужно отлучиться.
Послышался звук отодвигаемого стула. Энтони встал и стремительно направился к двери, словно слезы гостьи несказанно его раздражали и ему не терпелось унести ноги из кухни.
