Всхлипнув, Мей отстранилась и опустилась на колени рядом с креслом, вытирая глаза платком.
— П-просто высказать не могу, что я ч-чувствую, — пролепетала она.
— Судя по тому, что рассказал мне Энтони, ты отлично справишься, как только придет второе дыхание, — улыбнулся старик, гладя ее по плечу.
Рассмеявшись, Мей одарила своего спутника лукавым взглядом.
— Энтони! — Николас порывисто протянул руку.
— Ты отлично выглядишь! — похвалил молодой человек, осторожно ее пожимая.
— И чувствую себя отменно. Привет, крохотулька. Небось, по-прежнему отцу полночи спать не давала? — ласково проговорил Николас, вглядываясь в личико спящего ребенка. Бледно-голубые глаза его затуманились слезами. — Спасибо тебе, — горячо поблагодарил он, оборачиваясь к Энтони. — Спасибо тебе за дочь. И за все, что было. — Старик перевел взгляд на Мей. — Этот парень — чистое золото. Весь свет обойди, а такого не сыщешь.
— Знаю, — ответила Мей.
— Я почему-то в этом не сомневался. Ну что, когда свадьба-то? — с деланной небрежностью поинтересовался Николас.
Молодые люди потрясенно переглянулись. Мей открыла рот от изумления; при виде этого зрелища Энтони не сдержал смеха.
— Но как?.. Но кто?..
— Даже у никуда не годной старой развалины вроде меня достанет ума разглядеть кольцо и распознать влюбленный взгляд-другой. Вы вообще сознаете, что глаз друг с друга не сводите?
— Первый раз слышим! — Прыснув со смеху, Мей поцеловала отца раз, а потом и еще раз, радуясь лукавым огонькам, вспыхнувшим в бледно-голубых стариковских глазах.
— Ник, я ее обожаю, — признался Энтони, поглаживая золотистые волосы любимой.
— И это правильно. Перед таким сокровищем никому не устоять. Вся в меня, верно?
— Старый самодовольный эгоцентрик, — проворчал Энтони, улыбаясь краем губ.
— Еще какой самодовольный! Если кто думает, что я слишком стар, чтобы втиснуться в пижонские шмотки и по всем правилам вручить невесту жениху, так он глубоко ошибается! — с деланным негодованием объявил Николас. — И, опережая все возражения, сообщаю: ни за что на свете я не въеду в церковь в кресле-каталке!
Мей в тревоге оглянулась на Энтони. Но того, похоже, самоуверенная похвальба старика нисколько не обеспокоила.
— Тогда уж изволь поскорее встать на ноги, старый ты притвора! — фыркнул он.
Николас расхохотался. Сначала тонко и надтреснуто, но постепенно смех набрал силу. И вот уже впалые щеки зарумянились, а тонкие, точно ниточка, губы словно бы округлились. Воистину смех — лекарство от всех болезней, с признательностью подумала Мей.
— Не послать ли нам негодяя куда подальше, папочка? — лукаво предложила она.
— Милая моя девочка, — театрально вздохнул Николас, — если бы не Энтони с его льстивыми уговорами, угрозами да тиранством, я бы до сегодняшнего дня ни за что не дотянул. Так что пусть себе сидит да поглядывает на тебя, точно кот на сливки, пока ты рассказываешь мне про свое житье-бытье. Может заодно разработать для меня программу по восстановлению сил…
— Горный поход на выживание как раз то, что нужно, — мечтательно предложил Энтони.
И вовремя пригнулся, уворачиваясь от метко запущенной в него виноградины. Отец и дочь переглянулись, не в силах сдержать смеха, и Энтони почувствовал себя самым счастливым человеком на свете.
Николас поправится, непременно поправится! Энтони и Мей уже беседовали с лечащим врачом, и прогноз его оказался весьма благоприятным. Да, выздоровление старика граничило с чудом, но с очевидностью не поспоришь! Пациент Николас Фоссетт уверенно шел на поправку. Разумеется, двойной жизни никому не отпущено и болезнь еще даст о себе знать, но молодые люди были уверены: впереди у старика — немало счастливых лет. Уж они-то об этом позаботятся! Мей заботливо взбила больному подушки и намеренно перевела разговор в более спокойное русло, принявшись рассказывать о своем детстве.
Придвинув стул ближе, Энтони молча любовался ими. Здесь, в больничной палате, собрались трое самых дорогих ему людей, и все они были счастливы. Чего еще просить у судьбы? Рука его накрыла ладонь Мей. Взгляды их встретились.
— Я та-а-ак безумно рада! — пропела она, не в силах сдержать буйного ликования.
Рассмеявшись, мужчины заключили ее в объятия, и на Мей нахлынуло блаженное ощущение умиротворенности и покоя. Трое самых дорогих для нее людей — здесь, с нею. И судьба уготовила ей столько любви, сколько и вообразить невозможно. Мей порывисто перецеловала их всех: отца, Энтони, Бекки. И с удовольствием принялась планировать будущее.
Ведь для отца и Энтони у нее в запасе есть еще один сюрприз… Самый замечательный сюрприз на свете, который обоих — она знала это доподлинно — приведет в полный восторг.
Но не много ли для отца потрясений за один день? Нет, немного. Это беды и горести отнимают жизнь и здоровье, а радости, напротив, и смертельно больного с кровати поднимут! Вот соберутся они с Энтони уходить, и тогда, уже у самой двери, она так небрежно обронит:
— Дорогой, а не заглянуть ли нам по дороге в магазинчик «Для будущих матерей»? — И увидев его недоуменный взгляд, добавит с невинным видом: — Зачем? Да так, глядишь, понадобится…
