– Чего ты ждешь? – рявкнул на Бертиля Юхан.
Бертиль прижал ложе винтовки к плечу и задержал дыхание.
– Стреляй же!
Бертиль нажал курок, и в тесной засаде выстрел прогремел, как гром. Эрик так и подскочил и закрыл руками уши.
Олени в поле рванули вперед. Передний перескочил через загородку, за ним другой. Грохнул второй выстрел, и последний олень, не допрыгнув, упал замертво наземь.
– Ты его достал? – сказал Бертиль.
– А как же! – подтвердил Юхан и впервые за все время охоты улыбнулся.
Эрик посмотрел на лежащего внизу оленя, который быстро дергал ногами.
– Он пытается убежать, – произнес мальчик, показывая пальцем.
Юхан поднялся и встал:
– Нет уж, теперь-то он больше никуда не убежит.
– Это только нервы, агония, – сказал мальчику отец. – Он уже умер.
– И он ничего не чувствует?
– По-моему, нет.
Затем все трое спустились с вышки и двинулись через поле к своему охотничьему трофею.
Вечером, после того как стемнело и охота закончилась, все восемь участников собрались у низенькой, выкрашенной в черный цвет охотничьей хижины. Эрик стоял рядом с отцом и с почтением рассматривал убитую дичь, разложенную на обозрение перед хижиной при свете факелов. Там было пять оленей и одна-единственная лисица, подстреленная Юханом перед самым заходом солнца. Распорядитель охоты – молодой человек со светлыми усиками – держал в руке блокнот и записывал, кто какого зверя подстрелил. Когда дошел черед до Бертиля, Эрик ссутулился и опустил голову.
– Получается, еще чуть-чуть и попал бы в цель, – бодро ответил Бертиль. – Я все время держал его на мушке. – Бертиль изобразил руками, как он стреляет.
– Значит, у тебя придется проставить большой нуль, – сказал распорядитель. – Как и в три предыдущих раза.
Бертиль пожал плечами.
– У нас много желающих на очереди, Бертиль. Мы ведем статистику, и надо держать уровень. Поэтому места полагается выдавать только лучшим стрелкам. – Распорядитель охоты бросил на него строгий взгляд.
Бертиль спокойно улыбнулся:
– Или тем, кто готов платить.
Остальные охотники рассмеялись.
– Что верно, то верно, – согласился распорядитель и тоже засмеялся. – Ты отделаешься предупреждением.
– Хотел бы я знать, как тебе удается работать на Стокгольмской бирже, при таком-то охотничьем инстинкте.
Все вокруг снова рассмеялись.
– Ничего, справляюсь, – ответил Бертиль. – Терпение – достоинство старшего возраста. – Он с улыбкой обвел глазами присутствующих, все они были значительно моложе его.
– Пойдем, Эрик, – сказал он, взяв сына за руку.
Приподняв охотничью шляпу, Эрик вежливо отвесил всем присутствующим поклон.
Бертиль с Эриком направились к большому черному «Мерседесу SEL», сверкающему свежим лаковым покрытием, и сели в машину.
– Устал? – спросил Бертиль Эрика, запуская мотор. Мощный восьмицилиндровый двигатель взревел густым басом.
Эрик молча помотал головой и пристегнул ремень безопасности.
Они выехали на темную дорогу, ведущую в Стокгольм. На шоссе почти не было машин. Начал накрапывать дождик, равномерно заработали щетки, удаляя с лобового стекла стекающие капли, которые падали все чаще и чаще. Бертиль включил дальний свет, выхватив из тьмы бегущую перед машиной дорогу и высокие ели по сторонам.
– А ты знал, что зверя можно поймать просто с помощью света? – Он взглянул на Эрика, который продолжал сидеть молча, уставившись на заляпанные грязью сапоги. – Это правда, – сказал Бертиль. – Если бы сейчас на дорогу вышел олень, свет фар его бы парализовал, и мы могли бы его сбить.
– Хотя бы не вернулись домой с пустыми руками, – тихо промолвил Эрик.
Бертиль рассмеялся:
– Так вот что тебя мучит! – Он взъерошил сыну волосы. – Ладно, в следующий раз кого-нибудь подстрелим. Вот увидишь!
Эрик отодвинулся, мотнув головой:
– Ты же никогда не попадаешь в цель. Так все там сказали.
– Мало ли кто что говорит! А ты не слушай. – Бертиль расстегнул непромокаемую куртку и достал серебряную карманную фляжку. Отвинтив крышку, он сделал большой глоток. Во фляжке был дорогой коньяк. – Просто не обращай внимания!
– Но они же смеялись над тобой, папа.
– Ну и подумаешь!
– И Юхан тоже, – сказал Эрик, делая вид, что смотрит в боковое стекло.
– Мы все друг над другом подсмеиваемся, в этом нет ничего обидного.
Осушив фляжку, Бертиль снова засунул ее в карман.
– А ты не обращай на это внимания. Понял?
– Да, папа.
У съезда на Мелархойден[10]Бертиль свернул с трассы. Оставшуюся дорогу через спящий пригородный район они проехали молча, пока не остановились перед виллой с видом на озеро Меларен.
10
Октябрь 2010 года
Маша с удивлением посмотрела на мужчину, который сидел напротив ее кровати, покачиваясь на стуле. Он был в черной кожаной куртке, темных брюках, тяжелых башмаках, а на запястье у него красовались массивные золотые часы. «Хаблот» или «Булгари», подумала она. Не меньше ста пятидесяти или двухсот тысяч крон! Курчавые, зачесанные назад, черные как смоль волосы были напомажены, глаза узкие, острая козлиная бородка имела ухоженный вид, полные губы сложены в насмешливую складку, как будто он только что бросил шутливое замечание. Мужчина глядел на Машу, не говоря ни слова, в выражении лица она не заметила ничего недружелюбного, скорее, оно было выжидательным. В голове у нее шумело, но тело было каким-то бесчувственным, словно она находилась под сильным действием валиума. Должно быть, кто-то ее основательно накачал наркотиками. Вчерашние события вспоминались обрывочно. Их вытащили из ямы – ее и еще одну девушку. Какая-то кричащая девушка, побитая девушка. Какая-то машина. Километры и километры езды. Вспоминались дорожные фонари над головой, они светились ангельским светом. Опустив глаза, она осмотрела себя: на ней были спортивные брюки и розовая майка, то и другое размера на три ей велико. От вещей пахло чужими духами. Чужим потом. Она оглядела комнатушку, в которой оказалась. Выгоревшие зеленые обои напоминали рисунком те, что были у ее бабушки в Даугае. Маша не могла понять, куда она попала. В горле пересохло, и она попробовала проглотить слюну. Мужчина кивнул на ночной столик, там стоял наполненный стакан и графин с водой. Она схватила стакан и с жадностью стала пить. Налила себе еще один и тоже мгновенно осушила. Затем отерла рот рукой.
– Кто ты? Куда я попала?
