Что за безумие было вообще приходить сюда!
И тут она заметила Исаака в проходе между столами.
— Я рад тебя снова видеть. Моя скамья там, в глубине, пойдем, сделай милость, — произнес он тем же певучим голосом, который днем очаровал Жанну.
Их проводили взглядами. Скамья располагалась в углублении, освещенном еще не догоревшим светом дня и двумя свечами, прикрепленными к стенам. Исаак пригласил Жанну сесть и предложил напиток из кувшина, из которого наливал себе. Жанна замерзла и с готовностью отхлебнула вина, отдававшего запахом орехов и ежевики.
Мужчина оглядел ее с тем же заинтересованным и любезным видом, что и днем:
— Ты первый раз в жизни на постоялом дворе?
Жанна непроизвольно улыбнулась и кивнула. От вина по телу ее разливалось тепло, в душу проникал покой и умиление. Она допила свой стакан. Исаак снова наполнил его.
— Мы будем ужинать, — сказал он, — уже время. Ты ведь хочешь есть?
Он говорил с ней мягко, но не так, как говорят с детьми. Это была почтительность взрослого, беседующего с равным. К этому Жанна совсем не привыкла. Он по-прежнему обращался к ней на «ты».
— Я хочу есть, — ответила Жанна с улыбкой.
— Как тебя зовут?
— Жанна.
— Ну вот, так мне и показалось.
— Что… тебе… показалось:
— Мальчишки не бывают такими чуткими и пугливыми, да к тому же не интересуются зеркалами. Что ты будешь есть?
Жанна не знала, что ответить. Ей еще никогда не приходилось есть в харчевне. Всего четыре дня назад она нашла трупы своих родителей, а ее братишка пропал. Она пустилась в путь наудачу и вот по прихоти судьбы встретилась на ярмарке с этим загадочным человеком. Она выпила полтора стакана вина и, после первого ощущения блаженной истомы, чувствовала себя совершенно растерянной. Жанна бросила на Исаака отчаянный взгляд.
Догадался ли он о ее смятении?
— Я заказал суп и каплуна. Разделишь мой ужин?
Жанна кивнула.
Ей подали суп в отдельной миске и положили ложку, а ведь до сих пор она всегда ела из одной миски с братом.
— Из каких ты краев?
— Из Бук-де-Шен.
— А где это?
— Недалеко от Ла-Кудрэ.
— А если понятней?
Жанна сдерживалась, чтобы не есть слишком быстро. Суп, в котором был лук, разваренный невесть в чем — ей чудился запах кервеля, — казался ей невероятно вкусным.
— В шести лье от Кана.
— Куда ты направляешься?
— В Париж.
Исаак поднял брови:
— Там у тебя родня?
— Нет.
Он положил на стол ложку с таким видом, будто она сказала совершеннейшую нелепость, потом достал из кармана плаща льняной платок и вытер губы.
— Ты решила покинуть Нормандию и отправиться в Париж, где у тебя никого нет?
Из глаз Жанны хлынули слезы. Он подал ей свой надушенный платок. Жанна приложила его к глазам. Исаак улыбнулся:
— Что у тебя случилось?
— Моих родителей зарезали.
Исаак подался вперед и посмотрел на Жанну так, что ей стало боязно:
— Когда?
— Пять дней назад.
Мужчина склонился над ней, и Жанне стало еще страшнее. То, что он сделал затем, повергло ее в смятение. Исаак взял ее за руку и поцеловал в ладонь.
— Англичане… — пробормотала Жанна. — Почему? Мой отец сам был англичанином.
Исаак быстро объяснил ей, что значит для всех битва при Форминьи и откуда взялись эти разбойничьи шайки. Ее поразило, как много он знает. Исаак улыбнулся.
Трактирщик принес каплуна, нож и вилку.
Не отойдя еще от поцелуя Исаака, Жанна в восторге смотрела на каплуна. Ни разу еще не доводилось ей видеть такой упитанной, так хорошо зажаренной птицы, из которой сочился пахнущий розмарином и шалфеем жир. Жанна вытаращила глаза.
Исаак воткнул вилку в птицу и стал резать ее на куски. В миску Жанны он положил кусок бедра, а потом взял мяса себе. Трактирщик с восхищением наблюдал за ловкостью Исаака. Тот заказал ему еще кувшин вина.
Жанна была очарована.
Исаак подал ей нож, чтобы отрезать нижнюю часть ножки, долил вина и подал пример: впился зубами в мясо.
Жанна принялась за свою порцию.
— Я бы оставила половину на завтра, — сказала она. Исаак рассмеялся.
— Ешь сейчас, пока не забрали, — сказал он. Она принялась за третий стакан вина. Боже, до чего вкусно!
В качестве освежающей закуски трактирщик подал им сливы в масле и уксусе.
— Отчего ты так добр ко мне? — спросила Жанна Исаака.
— Ты думаешь, для этого нужна причина? Этим вопросом она никогда не задавалась!
— А может быть, я вовсе и не добр, — сказал Исаак. — Как знать, не потому ли ты здесь, что просто мне нравишься?
Жанна удивилась и даже перестала жевать.
— А я ведь нравлюсь тебе? — спросил Исаак.
— Да. Твои глаза. Твой голос. Твоя доброта.
— Ты хочешь сказать, что мое удовольствие доставляет тебе удовольствие? — сказал он, смеясь.
Не понимая толком, в чем дело, Жанна тоже расхохоталась.
Она доела мясо и посмотрела на две косточки в своей миске.
— Что это значит — «Пражанин»?
— Что я из Праги.
— Это такой город?
— Далеко отсюда. Очень далеко. В Богемии.
— Он красивый?
— Очень красивый.
— Такой же, как Париж?
Он рассмеялся:
— Да, такой же красивый.
— Там тоже есть король?
— Да. Фридрих Третий.
— У тебя нет никакого другого имени? Только Исаак?
— Нет, отчего же. Есть. Штерн.
— Штерн, — повторила за ним Жанна.
— По-немецки это значит «звезда».
— Ты немец?
— Нет, — ответил мужчина, по-прежнему смеясь. — Я из Богемии. Я еврей.
Про евреев она слыхала однажды от отца Годфруа. В незапамятные времена евреи распяли Иисуса. Но в самом Ла-Кудрэ евреев никто никогда не видел. Для отца Годфруа евреи были худшими из рода человеческого, а вот Жанне вовсе не показалось, что Исаак достоин лишь ненависти. Совсем наоборот. Она вздохнула. Тяжело, когда приходится все время в чем-то разбираться. Больно уж много всего на свете надо узнать и понять. Жанна откинула голову. Она захмелела, и ей было хорошо.
— Где ты собралась провести ночь?
