чего начать, или как задавать эти вопросы, или даже уместно ли их задавать.
Прежде чем я успеваю что‐либо сообразить, входит медсестра и одаривает меня деловой улыбкой.
– Вы можете быть свободны, мисс Хейз, – говорит она. – С вами все в порядке. В ближайшие несколько дней не перетруждайте себя, и если возникнут какие-либо осложнения, пожалуйста, без колебаний звоните или приходите в отделение неотложной помощи. Вам через многое пришлось пройти.
Я киваю и благодарю ее, ожидая, пока она уйдет, а после начинаю медленно выбираться из постели. Мою старую, изорванную в клочья одежду забрали, оставив меня в простых спортивных штанах и футболке с логотипом больницы.
Я захожу в ванную, чтобы переодеться из больничной одежды, а затем возвращаюсь в палату и вижу, что Оливия все еще сидит на стуле у кровати.
– Э-э, думаю… Мне пора домой, – говорю я ей, неловко переминаясь с ноги на ногу. Мне не терпится выбраться из этой больницы, но я пока не хочу с ней прощаться. Да и как это сделать не знаю. Понятия не имею, как вести себя с ней.
– А где ты живешь? – спрашивает бабушка, хмуря брови. – В полиции мне сказали, что тебя удочерили, когда ты была совсем маленькой. Ты живешь со своей семьей?
Внутренности скручиваются, когда я слышу, как бабушка называет Мисти моей семьей. Но я просто качаю головой.
– Нет, в своей квартире.
Честно говоря, странно думать об этом месте как о доме. Я не была там с тех пор, как братья Воронины ворвались ко мне и заставили переехать к ним, и я даже не вспоминала о ней, пока жила у них на складе. Но теперь эта квартира – все, что у меня есть.
Оливия говорит что-то еще, и мне требуется секунда, чтобы понять, что она спрашивает, где находится моя квартира.
– О, в комплексе «Лейквью Террас», – отвечаю я. Довольно забавное название, учитывая, что рядом с моим домом нет ни озер, ни террас.
Судя по выражению лица Оливии, она понятия не имеет, где это, поэтому я рассказываю о нескольких располагающихся рядом достопримечательностях и ближайших улицах. Ее глаза немного расширяются, и она поднимается на ноги.
– Уиллоу… – запинаясь, произносит она, переплетая пальцы. – Меньше всего мне хотелось бы указывать, как тебе жить, впервые появившись в твоей жизни, но это не самое лучшее место. Я не хочу, чтобы ты возвращалась туда одна. Особенно после того, как на тебя напали.
Часть меня хочет сказать ей, что по этому поводу можно не волноваться. После смерти Ильи не похоже, что кто-то еще станет меня преследовать. Но нужно учитывать братьев Ворониных, и если они узнают, что я вернулась в свою старую квартиру, ничто не помешает им вломиться ко мне, как они, в общем-то, делают всегда.
– Я…
– Пожалуйста, – просит Оливия. – Давай я отвезу тебя к себе, останешься у меня. Только на одну ночь, чтобы ты могла поспать в безопасном месте. – Она слегка смеется, качая головой. – Ну, вообще-то уже утро, но тебе все равно нужно отдохнуть. Я не знаю всех подробностей, но, похоже, ты прошла через тяжелое испытание, моя дорогая.
Она и половины не знает.
От ее заботы у меня кружится голова. Но она права. Это была долгая ночь, и последнее, чего я сейчас хочу, – это оставаться одной.
– Хорошо, – говорю я ей. – Спасибо.
Бабушка улыбается, и в ее улыбке сквозит облегчение, как будто она не была уверена, приму я приглашение или нет. Это так… странно, что кто-то настолько рад моей компании. Но я слишком устала, чтобы разбираться в чувствах, поэтому, когда она выводит меня из палаты, я просто следую за ней.
Мы выходим на улицу, и я с удивлением замечаю, что небо в предрассветных розовых и оранжевых полосах. Сейчас и правда утро.
В голове не укладывается, что вся эта история с Ильей произошла всего несколько часов назад, а мой побег со склада братьев Ворониных вообще будто бы случился в прошлой жизни.
В каком-то смысле мне кажется, словно все это случилось с кем-то другим, а я, выходящая из больницы со своей бабушкой, – это совсем другой человек. Но поскольку мне все еще больно думать о зловещей троице, это определенно неправда.
– Уиллоу.
Этот низкий голос. Я замираю на месте и резко поднимаю голову.
Будто бы мысль о них каким-то магическим образом призвала их сюда. Братья Воронины пересекают больничную парковку, направляясь прямо ко мне и Оливии.
Я моргаю. Кожа горит, а потом становится ледяной.
Это они.
Здесь. Уже нашли меня.
Они втроем идут плечом к плечу, такие же опасно красивые и устрашающие, как всегда. На лице Рэнсома читается облегчение, лицо Виктора словно высечено из мрамора, а челюсть Мэлиса сжата так сильно, что желваки на его щеках вздулись.
Я застываю, сердце бешено колотится о ребра. Думаю, мне следовало ожидать, что, как только я вырвусь из рук Ильи, они смогут меня отыскать. Все, что нужно Вику, – это зацепка, и он способен будет выследить почти любого.
Но все равно это шок – видеть их здесь.
Мышцы напрягаются, дыхание перехватывает, и во мне вдруг просыпается инстинкт «бей или беги». Я понятия не имею, что делать или говорить в их присутствии. Всего несколько часов назад я планировала сбежать из Детройта и никогда не возвращаться. Чтобы больше не видеть их. Но вот они здесь, приближаются ко мне, быстро сокращая расстояние.
Оливия замечает их на мгновение позже меня и слегка отстраняется, выглядя встревоженной.
Не могу ее винить. В глазах постороннего они наверняка выглядят страшно. Они все крупные, в татуировках, и хотя Виктор не такой широкоплечий, как его брат-близнец, он выглядит так, будто при необходимости мог бы переломить человека пополам. Братья кажутся такими же опасными, какими и являются на самом деле. От них волнами исходит сила и уверенность.
Странно, что в какой-то момент у меня совершенно вылетело из головы, как я боялась их раньше. Конечно, я никогда не забывала, кто они и что из себя представляют, но начала чувствовать себя комфортно рядом с ними.
Теперь все в прошлом.
Отныне все, что я чувствую, – это тошноту и нервозность.
Все трое останавливаются в нескольких шагах от меня. Судя по их пристальным взглядам, я понимаю, что они ни за что не уйдут, не поговорив со мной. И последнее, чего я хочу, так это чтобы Оливию втянули в этот кошмар.
– Уиллоу, – шепчет бабушка, придвигаясь ближе ко мне. Она не сводит глаз с братьев, как будто не
