стан. Хоть она и просидела в холодном подземелье всего один день, меньше суток, тем не менее, реакция была весьма странной. Впрочем, она, как мне показалось, не верила, что с ней могло случиться что-то плохое.
Отец Эллы подробно расспросил кто я такой и что делаю в Москве. Узнав, что я москвич, но по распределению работаю на швейной фабрике в Сибири, а здесь сейчас нахожусь в командировке, успокоился, решив, что с моей стороны его дочери ничего не угрожает. В смысле, никаких амурных глупостей, на фоне внезапной любви к рыцарю-освободителю не предвидится. Банально, в силу нешуточного расстояния.
Ещё его крайне интересовал вопрос, не связан ли я с милицией или прокуратурой. Но узнав, что я занимаюсь вопросами снабжения, кажется, успокоился. И уже ничто не мешало нам сосредоточиться на еде.
Кормили в этом доме отменно. Увидев обильный стол, я понял, насколько голоден. Пирожок, проглоченный на вокзале, давно уже превратился в смутное воспоминание. Ели курицу и рыбу фиш, баклажаны и что-то ещё вроде хумуса. Ну и, разумеется, заморские деликатесы на столе тоже присутствовали. Ветчина, финский сервелат, и даже наш отечественный торт «Птичье молоко».
— Яше сегодня из «Праги» прислали.
Ну, ещё бы. Яша — величина.
В конце вечера завмаг завёл меня к себе в кабинет и прикрыл дверь.
— Александр, я хочу сказать тебе пару слов. Это, естественно, слова благодарности.
— Да, вы уже сказали, — кивнул я.
Удивительно, этот дядя был младше меня, но сейчас я чувствовал себя очень молодым человеком.
— Сказал, да. Но не всё, что хотел. Ты показал себя честным и бескорыстным человеком. И благородным. Не позарился на деньги, а деньги были немалые. Это характеризует тебя вполне определённо. Поэтому я хочу выдать тебе небольшую премию.
— Да вы что, мне не надо, — покачал я головой. — Я ведь не из-за денег.
Просто я знал, чем дело кончится и не мог не попытаться помешать.
— Не из-за денег, но деньги никому ещё не повредили в этой жизни. Держи. И вот ещё что, если что-то понадобится, обязательно дай мне знать, чем смогу всегда помогу.
Он протянул мне две пачки сотенных.
— Держи, не робей. Бери-бери, я от чистого сердца.
Мне было и неловко, и не особенно приятно, но он буквально запихнул мне деньги в карман пиджака.
— Ещё хочу попросить… Элла девочка горячая, с фантазией, может нафантазировать неизвестно чего, а ты парень уже зрелый, с пониманием…
Я хмыкнул и кивнул.
— С пониманием, не без этого.
— Ты хороший человек, но ей пока учиться надо, а не…
— Слушайте, Яков Михайлович, вы не беспокойтесь. Я и без денег понять могу.
Я полез в карман, чтобы вытащить его награду.
— Не обижай, — серьёзно помотал он головой. — Это не отступные. Это просто премия.
В итоге бабки остались у меня.
— Я могу рассчитывать, что всё произошедшее останется в тайне?
— Естественно, — подтвердил я. — Я не болтливый и не слишком любопытный.
— Это хорошие качества. Мужские.
Мы вышли в прихожую.
— Сашенька, — улыбнулась мама Эллы. — Большое вам спасибо. Вот возьмите, это торт и шампанское. И вот, мимозу ещё. Бабушку с праздником поздравите, а то вы ведь сегодня не успели ничего купить.
— Спасибо, — улыбнулся я. — Действительно, вечер уже.
Блин, встречу с бабушкой я не планировал. Подобная перспектива меня не радовала. Собственно, я пока вообще ничего не планировал, хотя и стоило бы. Ещё как стоило. Впрочем, чего там планировать, нужно было попытаться вернуться обратно в своё время, пока весь этот пипец не зашёл чересчур далеко.
— Забегай, когда в Москве будешь, — пожала плечами Элла и подмигнула, возвращая моё собственное подмигивание.
Она сложила руки на груди, отчего тонкая ткань футболки натянулась, чётко обрисовывая острые шишечки на её выпуклостях. Я усмехнулся. Хороша злодейка.
— Ладно, забегу. Ты смотри, больше не попадайся в лапы к бандитам.
— Теперь с ней всегда мой человек будет ходить, — хмуро заметил её отец.
— Ну, папа! — возмущённо воскликнула она, резко поворачиваясь к отцу.
Я едва заметно усмехнулся. Про судьбу Толоконникова и его подельника я не спрашивал. Тут мне было всё более-менее понятно.
Ребята Кофмана довезли меня до Ленинградского шоссе. До того места, где, собственно, всё и началось, до сто двенадцатого дома дробь один, корпус один. На лавочке у подъезда сидел понурый человек. Я остановился и присмотрелся, потому что он показался мне смутно знакомым.
Надо же, это был тот самый бомж, которого не так далеко отсюда прессовали патрульные. Усталый, пыльный и несвежий.
— Здорово, отец, — кивнул я, присаживаясь рядом с ним. — Ты чего здесь мёрзнешь сидишь? Ты кто?
— Я? — осклабился он. — Бывший интеллигентный человек. БИЧ.
— И чего тут делаешь? Бичуешь?
— Бичую. Чего мне ещё делать. А ты кто?
Я поставил коробку с тортом рядом с собой, положил букет, откинулся на спинку и втянул свежий, слегка морозный московский воздух. Советский. Советский воздух. Бодрящий, наполняющий энергией и оптимизмом. А оптимизма в моей жизни давно уже не хватало…
— Хороший вопрос, — покивал я. — Только отвечать больно долго.
И не известно что.
— Пока сам себе не ответишь, кто ты есть, будешь болтаться, как говно в проруби.
— Или я хороший человек, или оно все-таки тонет, — усмехнулся я.
— Юморист, — прохрипел растянулся в улыбке бич.
— Ну, типа, — согласился я. — Я много кто так-то. Например, десантник, которому в восемьдесят седьмом полноги оторвало. Подойдёт такой ответ?
Он поморщился.
— Мне всё подойдёт. И что ты без ноги делал в своём восемьдесят седьмом?
— Бухал, батя. Крепко бухал.
— А потом?
— А потом перестал, — вздохнул я. — В школу пошёл работать. Друзья пристроили, труды вести. Потом универ закончил, стал дерзким салабонам литературу преподавать. Хотел в бизнес, да не получилось у меня. Деньги занял, да не отбил. Снова бухал.
— Хех, — усмехнулся бомж, — эк завернул. В бизнес.
— Точно.
— Так щас учитель, что ли?
— Нет, пристроили в телевизор. Когда из школы попёрли. Не сразу, правда, ещё всякое другое было.
— Всякое — это да…
— Точно… Сначала редактору помогал, потом стал сценарии писать. В группе товарищей. А теперь вот вообще самостоятельно.
— И чего, не нравится что ли?
— Да как
