ровнял кусты позади дома. А тот, к кому меня вели, ждал в кабинете.
— Мы привели ее, — бодро отрапортовал стражник, предварительно постучав по косяку.
— Пусть заходит.
— Иди давай, — пробурчал страж, не слишком вежливо подталкивая меня вперед.
В прежнее время я могла запросто оторвать руку такому недотепе. Сейчас же только клацнула зубами, но ни слова не сказала, хотя в душе взметнулось пламя. Я безжалостно пригасила его. Не время для капризов.
Кабинет оказался большим и светлым. Стены выкрашены в бежевый, белые шторы на окне, мягкий ковер под ногами. За широко распахнутыми стеклянными створками виднелся балкон, а с него центральная площадь.
С улицы доносился размеренный стук, с которым молоток Светлого опускался на шляпку гвоздя.
За большим столом из красного дерева сидел грузный мужчина, лет пятидесяти. С тяжелым опущенным подбородком и почти полным отсутствием шеи. Зато с пышными усами, возмущенно топорщившимися от моего присутствия.
Его внушительный живот распирал рубашку, до предела натягивая ткань вокруг блестящих пуговиц, мясистые короткие пальцы яростно сжимали серый карандаш.
Он был неприятным. Высокий лоб с залысинами блестел от пота, а из-под нависающих кустистых бровей сверкали маленькие, полные злобы глаза.
Жестокий и безжалостный. И судя по тому, как у меня кольнуло в груди, Лилия боялась его.
Интересно…
— Как ты посмела сюда явится? — зарычал он вместо приветствия.
Я же улыбнулась и, подойдя ближе, спокойно произнесла:
— И вам не хворать.
Он пошел красными пятнами и вскочил на ноги. Так рьяно, что стул из-под него отлетел в сторону и глухо ударился об стену.
Глава 10
— Мерзавка! — он ударил кулаком по столу, — как посмела ты снова вернуться в Сандер-Вилл.
— Соскучилась.
Каждое мое слово приводило его в еще большее бешенство. Я чувствовала ненависть с его стороны, раздражение, а еще страх. Он липкими брызгами скапливался и пульсировал вокруг него. Нет, этот пузатый боров ни капли не боялся хрупкой девчонки, больше похожей на тень, но ее появление чем-то мешало ему. Путало карты, заставляя трепетать от разочарования и опасений.
— Мой сын… — прорычал он, тыкая в меня коротким пальцем с тяжелым серебряным перстнем, — мне пришлось отправлять его в Столицу, потому что наши лекари оказались бессильны.
Уже интереснее. Я сомневалась, что скромница Лилия могла кому-то причинить вред, но что-то точно произошло.
— Надеюсь, он поправился?
Стоило только спросить, как глава Эберли буквально взорвался:
— Ты еще смеешь спрашивать?! Ты опозорила его на весь город! Променяла на заезжего мужика, а когда мой дурак отказался тебя отпускать и умолял одуматься, попыталась его отравить. А теперь спрашиваешь, поправился ли он?
В памяти у Лилии не было и намека на знания о ядах. Не травила она никого.
И на кого это она променяла сынка Главы? Уж не на Карла ли?
История принимала все более любопытный оборот. Мне захотелось сию минуту разобраться в происходящем, и разложить все по полочкам.
Я уже было шагнула к нему, намереваясь выпотрошить воспоминания, как это сделала с никчемным муженьком и его матушкой, но размеренный стук снаружи заставил остановиться.
Нельзя. Светлый достаточно близко, чтобы почувствовать вмешательство.
Пришлось сдержаться.
— Мне очень жаль, что так вышло, — извинения легко сорвались с моих губ. Пустые слова в которых не было ни капли искренности, — я ошиблась. Поэтому и решила вернуться домой.
— Домой? А у тебя он есть? Этот дом.
— У меня есть усадьба, доставшаяся от родителей.
Стоило только сказать об этом вслух, как маленькие глаза злобно полыхнули.
— Усадьба? — рассмеялся он, — ты разве не в курсе, что теперь она принадлежит твоему муженьку?
— Мы расстались полюбовно. И моя собственность вернулась ко мне.
У него задергался глаз.
— Слова не имеют значения! Должна быть бумага!
— Бумага?
— Да! — выплюнул он, — Заверенная старостой и печатью судьи. В которой сказано, что он возвращает тебе наследство.
Карл не знал ни о каком наследстве, как и его жадная мать. Иначе они бы уже давно примчали в эту усадьбу.
— Нет такой? Тогда можешь проваливать обратно к муженьку. Я не позволю тебе даже приблизиться к чужой собственности!
Кажется, я начинала понимать, кто тот добрый человек, который выдал Лилию за никчемного Карла. И догадывалась о причинах.
— Ах, эта бумага, — снисходительно улыбнулась, — эта есть.
Я запустила руку в пустой походный мешок, прихватила край вощеного листа в который когда-то были завернуты пироги и вытащила наружу.
— Вот, смотрите.
Глава Эберли вырвал сверток у меня из рук и поспешно его разгладил. Он таращился в пустой, промасленный лист, но видел нужные буквы, подписи и заветную печать. Все по закону.
Одутловатое лицо с трясущимся подбородком то белело, то становилось пунцово красным:
— Как…откуда…права не имел…мерзавец.
— Мой муж – прекрасный человек, но мы не сошлись характерами и решили расстаться друзьями, — я с улыбкой вспомнила, как еще совсем недавно сжимала цыплячью шею чахлого муженька, — Так что теперь я свободная. Возвращаюсь домой. В свою усадьбу.
Я забрала у него пустой лист, аккуратно свернула и убрала обратно в мешок.
Вмешательство моих сил было крохотным. На улице по-прежнему размеренно стучал молоток.
— Бред какой-то, — возмущенно выдохнул Эберли, — забирай свое барахло и катись из моего города, паршивка!
— Нет.
Его настрой изменился. Достопочтенный Глава солнечного Сандер-Вилла откинулся на спинку кресла и, скривив губы в жестокой ухмылке, легко перешел к угрозам:
— Не-е-т? Забыла, чем это может для тебя закончиться, ничтожество?
Есть вещи, которые нельзя говорить королеве.
Я все-таки переоценила свое терпение. И прежде, чем успела оценить последствия, подалась навстречу. Поймала полный ненависти взгляд и одним махом пробилась внутрь, грубо вычерпывая нужные сведения.
Глава 11
Как я и думала, это он отдал Лилию Карлу. Заплатил, чтобы тот увез ее далеко и заморил до смерти. Задумка была проста. Карл не знал о моем наследстве, поэтому не смог бы заявить на него права, и по прошествию двух лет земля бы отошла городу, как безхозная. И там бы уж Эберли беспрепятственно наложил на нее свою жадную лапу. И сынка его Лилия не травила. Он был заодно с отцом, и во время своего «лечения» прекрасно проводил время в столичных кабаках.
В этот момент на улице все затихло. Размеренный удары молотка, до этого гулко разносившиеся над площадью, оборвались.
Я отпустила главу Сандер-Вилла и снова пригасила свою сущность,
