начал рыться в шкафчиках над раковиной в поисках того, чем можно было бы собрать волосы.
Найдя непонятные длинные зажимы, протянул пташке.
– Годится? Я отправлю в сушку твою одежду. Оставлю здесь свою чистую рубашку. Будь благоразумной, позови меня, когда будешь готова. Запасных носков и обуви, как ты понимаешь, у меня нет, – ухмыльнулся я. – Поэтому я сам отнесу тебя к очагу. Или снова придется греться. Только в таком случае я буду рядом все время. Понятно, птичка? – коварно шепнул я ей, наклонившись к уху.
Дождавшись молчаливого кивка, отправился на кухню. Готовить завтрак строптивой птахе. И себе. Стараясь не вспоминать микроскопические синие трусики и розовые торчащие от холода соски, хорошо видневшиеся под темным кружевом. По которым мне захотелось пройтись языком. Прямо так. Не снимая белья.
«Не сильно рьяно ты распустил слюни, шайрас?» – одернул я себя.
Я ничего подобного не планировал. Дерзкая птаха сама нарвалась.
Сосредоточился на завтраке… И старательно двадцать минут занимался приготовлением еды, после того как собрал с пола испорченную еду с разбитой тарелкой, убедившись, что нигде не осталось осколков. Пока меня не окликнул звонкий голосок, давая знать, что пора нести строптивую дамочку к очагу.
В ванной меня ждал насупленный розовый воробушек. Прогрелась. И оделась. Рукава закатала, а подол рубашки не доходил до колена всего на пару ладоней. В кулачке девчонка держала свое белье. Не смог сдержать улыбки, за что был награжден суровым взглядом.
– Не злись, птичка, и не бойся. Я никогда не обижу тебя. Но вряд ли простуда входит в твои планы, – урезонивал ее я, и усадив в кресло, закутал ее стройные обнаженные ноги в плед.
Протянул птахе тарелку с едой. Богатой фантазией по части кулинарии не обладал, поэтому снова приготовил колбаски, хлеб с сыром и отварил яйца. Эти продукты здесь имелись в достатке.
– Как тебя зовут? – спросил я ее.
Та насмешливо подняла темную бровь:
– Я уже думала, ты никогда не поинтересуешься, шайрас! Мое имя Аделин.
– Красивое! И тебе очень подходит, птичка, – сказал ей, что думаю я.
– А ты? Не вспомнил, как зовут тебя? – с живым участием спросила та.
И я решил поделиться. Так будет честно.
– Не уверен. Но мне кажется, что меня зовут Ссашшин.
Глава 8. Виток
Двадцать два.
Столько лет оказалось моей спасительнице. Озвученный птичкой факт вынудил меня притормозить в своих аппетитах на эту девушку, так резко проклюнувшихся во мне. Я видел, что она молода, но манера командовать и ее уверенность вводили в заблуждение.
«А сколько для тебя приемлемо, шайрас?» – усмехнулся я про себя.
Когда одежда девчонки высохла и она оделась, мы продолжили греться у очага. Мне было так спокойно и уютно с ней в этом доме. Не знаю, был ли я одинок в той, другой жизни, наверно да. Ощущения, когда я оставался один, были такими привычными. Но рядом с птахой я встряхивался. Сухая цель найти дом и вспомнить себя обрастала разными желаниями: разговаривать, вкусно есть, строить планы. Жить, а не выживать. И до зуда в ладонях и клыках, я хотел заполучить девчонку, сидящую передо мной.
Ее разморило от еды и тепла. И, похоже, она никуда не спешила сегодня.
– Твой отец знает, где ты проводишь время? Не теряет тебя, когда подолгу пропадаешь здесь? – задал я интересующий меня вопрос.
Аделин пожала хрупкими плечами.
– Я всегда много времени провожу в лесу и на реке. Папа привык. И здесь безопасно. Посторонних нет. Никто не летает сюда просто так. Кому интересна сельхоз-луна? – смеялась она. – А для посетителей и вывоза груза у нас одна зона вылета.
Это не дало мне ответа на вопрос, почему мой падающий корабль не был замечен.
– А мне главное, успеть прибыть к ужину. Это наш совместный прием пищи, а остальные – как получится. К тому же на мне организационные домашние дела. Проконтролировать отчеты по дому, дать распоряжения. Регулярно я проверяю многочисленные владения на предмет порядка, каждый день осматриваю небольшую часть усадьбы. Персонал быстро расслабляется без контроля. Когда я просыпаюсь, обычно папа со служащими уже улетают по участкам. Особенно рано ему приходится покидать дом, когда идет сбор крупных партий самого ценного урожая. За один центнер синих трюфелей можно купить «Дельту», – поделилась она, заставив меня удивленно моргнуть.
Занятные грибочки они тут выращивают. Я знал, что трюфели дорогие, но понятия не имел, насколько огромна стоимость загадочных синих.
– А мы выращиваем и собираем от двадцати до тридцати центнеров за сезон. Сейчас начинается период срезки основного урожая. Без специальных холодильных шкафов с особой атмосферой, грибы хранятся всего до четырех земных суток, поэтому транспорт ближайшие две недели будет заходить на луну каждый день, иногда и не по разу.
Возможно, это мой шанс улететь с Мары? Но я бы предпочел сначала получить доступ к информации, а не покидать Мару как преступник. Меня не засекли во время посадки. Но если я хочу все сделать по уму, мне нужно познакомиться с Леоном Морелли.
– Чем особенны синие трюфели? Почему на них такая дорогая цена? – решил я воспользоваться моментом, пока птичка охотно все рассказывает.
Та таинственно сверкнула глазами, пообещав меня накормить блюдом с этими необычными грибами.
– Ты никогда не рассказывала про маму, – осторожно спросил я Аделин.
И пожалел об этом. Она быстро из расслабленного состояния подобралась, отгородившись. Закуталась в плед, который ей был уже не нужен и до этого просто в беспорядке лежал рядом у ее ног.
– Она сбежала с папиным управляющим, – буркнула девчонка. – Уже все в прошлом. Мы с папой привыкли.
Привыкли. Может и так. Но пройти бесследно для птахи поступок матери не мог. Как давно они остались вдвоем с отцом?
Подумал было, что неприятный разговор на эту тему закончен, но Аделин продолжила:
– Мне было тринадцать. Мама хотела забрать меня, но папа не отпустил. В никуда… и с людьми, которым он больше не мог доверять. Отцу было больно, но он держался ради меня. И сельское хозяйство нельзя забрасывать. Не поставишь один раз продукцию, и про крупные контракты можно забыть. Морелли всегда выполняют свои обязательства, – гордо задрала она маленький носик, вынуждая меня улыбнуться.
Вот почему она такая. Ей пришлось стать помощницей для своего отца. И в тринадцать лет лишиться мамы, когда еще само́й так нужна материнская ласка и забота. Станешь самостоятельной против воли.
– Тогда ты и занялась музыкой? – мягко спросил я.
– Да. Музыка всегда манила меня. А в тот год мы полетели с папой на Проксиму b, заключать новые контракты. Раньше этим занимался его управляющий по большей части. Или он летал сам, а я оставалась дома с мамой. Но нового проверенного человека не было, и меня он одну не оставил на Маре, так мы и полетели вместе, – погружалась в воспоминания птаха. – Там
