Некоторые христиане, например Созомен, согласились с рассказом Либания и похвалили убийцу, «который ради Бога и религии совершил столь дерзкий поступок».54 Финальная сцена (27 июня 363 года) была в традициях Сократа и Сенеки. Юлиан, говорит Аммиан,
Лежа в своей палатке, он обратился к своим удрученным и скорбящим спутникам: «Как нельзя более кстати, друзья, пришло время мне оставить эту жизнь, которую я с радостью возвращаю природе по ее требованию»… Все присутствующие зарыдали, и тогда он, сохраняя свой авторитет, укорил их, сказав, что им не подобает оплакивать принца, призванного к союзу с небом и звездами. Поскольку это заставило их всех замолчать, он вступил с философами Максимом и Приском в затейливую дискуссию о благородстве души. Внезапно рана в его боку широко открылась, давление крови стеснило дыхание, и после глотка холодной воды, которую он попросил, он тихо скончался на тридцать втором году своей жизни.55*
Армия, все еще находившаяся в опасности, нуждалась в командире, и ее руководители выбрали Иовиана, капитана императорской гвардии. Новый император заключил мир с Персией, передав ей четыре из пяти сатрапий, захваченных Диоклетианом около семидесяти лет назад. Иовиан никого не преследовал, но он быстро перевел государственную поддержку из языческих храмов в церковь. Христиане Антиохии с ликованием встретили смерть императора-язычника.57 Однако в большинстве своем победившие христианские лидеры проповедовали своим общинам великодушное забвение тех обид, которые нанесло христианство.58 Пройдет еще одиннадцать веков, прежде чем эллинизм получит новый день.
ГЛАВА II. Триумф варваров 325–476 гг.
I. УГРОЖАЕМЫЙ РУБЕЖ
Персия была лишь одним из участков границы протяженностью 10 000 миль, через которую в любой момент и в любом месте в Римскую империю, состоящую из ста народов, могли вторгнуться племена, не испорченные цивилизацией и завидующие ее плодам. Персы сами по себе представляли неразрешимую проблему. Они становились все сильнее, а не слабее; скоро они вновь завоюют почти все, что тысячу лет назад удерживал Дарий I. К западу от них находились арабы, в основном бедуины без гроша в кармане; самый мудрый государственный деятель улыбнулся бы при мысли о том, что этим мрачным кочевникам суждено захватить половину Римской империи, а заодно и всю Персию. К югу от римских провинций в Африке жили эфиопы, ливийцы, берберы, нумидийцы и мавры, которые с ожесточенным терпением ждали, когда рухнет оборона или моральный дух империи. Испания казалась надежно римской за своими запретными горами и защитными морями; никто не предполагал, что в четвертом веке она станет германской, а в восьмом — магометанской. Галлия теперь превосходила Италию в римской гордости, в порядке и богатстве, в латинской поэзии и прозе; но в каждом поколении ей приходилось защищаться от тевтонов, чьи женщины были более плодородны, чем их поля. Лишь небольшой имперский гарнизон мог быть выделен для защиты римской Британии от шотландцев и пиктов на западе и севере и от норвежских или саксонских пиратов на востоке и юге. Берега Норвегии представляли собой цепь пиратских нор; ее жители находили войну менее утомительной, чем пахоту, и считали набеги на чужие берега благородным занятием на голодный желудок или в свободные дни. В южной Швеции и на ее островах, как утверждают, находилась ранняя родина готов; возможно, они были коренными жителями области Вислы; в любом случае они распространились как вестготы на юг до Дуная, а как остготы обосновались между Днестром и Доном. В самом сердце Европы, ограниченном Вислой, Дунаем и Рейном, жили беспокойные племена, которым предстояло перекроить карту и переименовать народы Европы: Тюринги, бургунды, англы, саксы, юты, фризы, гепиды, квады, вандалы, алеманны, суэвы, лангобарды, франки. Против этих этнических приливов у Империи не было защитной стены, за исключением Британии, а лишь отдельные форты и гарнизоны вдоль дорог или рек, обозначавших пограничные рубежи (лимесы) Римской империи. Более высокая рождаемость за пределами империи и более высокий уровень жизни внутри нее сделали иммиграцию или вторжение такой же судьбой для Римской империи, как сегодня для Северной Америки.
Возможно, нам следует изменить традицию, согласно которой эти германские племена называются варварами. Правда, называя их bar bari, греки и римляне не имели в виду комплимент. Вероятно, это слово было братом санскритского var-vara, что означало грубый и безграмотный чурбан;1 Оно снова встречается в берберском языке. Но германцы не зря в течение пяти веков соприкасались с римской цивилизацией в торговле и войне. К IV веку они уже давно приняли письменность и правительство, состоящее из стабильных законов. Если не считать франков Меровингов, их сексуальная мораль превосходила римскую и греческую.* Хотя им не хватало цивилизованности и изящества, присущих культурным людям, они часто позорили римлян своей храбростью, гостеприимством и честностью. Они были жестоки, но вряд ли больше, чем римляне; вероятно, они были шокированы, узнав, что римский закон разрешает пытать свободных людей, чтобы вырвать признание или показания.3 Они были индивидуалистами до степени хаоса, в то время как римляне были приручены к общительности и миру. В своих высших слоях они проявляли некоторую признательность к литературе и искусству; Стилихон, Рицимер и другие германцы полностью включились в культурную жизнь Рима и писали на латыни, которая, по признанию Симмаха, им нравилась.4 В целом захватчики — прежде всего готы — были достаточно цивилизованными, чтобы восхищаться римской цивилизацией как более высокой, чем их собственная, и стремиться скорее к ее приобретению, чем к разрушению; в течение двух столетий они просили лишь о допуске в Империю и ее неиспользуемые земли и активно участвовали в ее защите. Если мы продолжим называть германские племена четвертого и пятого веков варварами, это будет сделано в угоду обычаю и с такими оговорками и извинениями.
К югу от Дуная и Альп племена, населявшие страну, уже входили в империю мирным путем и даже по царскому приглашению. Август начал политику заселения варварами пограничных территорий, чтобы пополнить пустующие области и легионы, которые больше не заполняли бесплодные и неродовитые римляне; Аврелий, Аврелиан и Проб приняли этот план. К концу IV века Балканы и восточная Галлия были преимущественно германскими; римская армия тоже; многие высокие должности, как политические, так и военные, находились в руках тевтонов. Когда-то империя романизировала эти элементы, теперь
